Игра в пустяки, или «Золото Маккены» и еще 97 советских фильмов иностранного проката - Денис Горелов

Это был и последний фильм де Фюнеса, дошедший до нас уже в перестройку. Россию жандармом не закармливали, ибо в первой и четвертой серии он гонял нудистов (нельзя, дети смотрят), во второй ездил на смотр полицейских сил в Америку (мало социальной критики и много небоскребов). Так что в СССР за всех отдувались «Жандарм женится» и «Жандарм и инопланетяне» (последнему будет посвящена отдельная глава). Впрочем, фюнесовского кудахтанья, паясничанья и подкрадыванья гусиным шагом русскому зрителю досталось в избытке, и он не очень серчал на власти за то, что жандармы попадали к нему в ослабленном составе.

А связь консерватизма с категорией X обозначилась тем временем вторично. Как и его герой, де Фюнес явно происходил из роялистской среды и скромно носил имя королевской династии Капетингов Людовик. Республиканская Франция не разделила их воззрений, назвав именем Louis порножурнал.

Франция, 1978. Le Gendarme et Les Extra-Terrestres. Реж. Жан Жиро. В ролях Луи де Фюнес, Мишель Галабрю и инопланетяне. Прокат в СССР – 1981 (35,3 млн чел.)

«Вперед, сыны отечества! За нами шабли, круассан[20] и багет! Не отступать, не сдаваться!» – вскричал капитан, ведя свое муниципальное войско на самих себя – марсиан-двойников из летающей тарелки. Пришельцы при столкновении издавали звук пивного жбана, у жандармов так звучала голова. Чтоб не перепутаться, настоящие надели кепи козырьком назад и стали еще умнее, чем были. Бум, лязг и дребезг грозной сечи возвестили конец дружеских шуточек с полицией и новую эру смертельной битвы с дураками.

Время шло не в пользу Крюшо. Уже четвертую серию его похождений пришлось предварить реверансами имени кота Леопольда: «Фильм является косвенным выражением признательности одному из органов госуправления – жандармерии, персонал которой заслужил всемерный почет и уважение» (!!). Только так можно было загладить на глазах растущий идиотизм работников внутренних французских дел. На дворе 70-й, только сошла студенческая буза, в Елисейский дворец въехал социалист – подобострастный юмор с инспектором был уже не к месту, а шутки, почему менты огурцами не закусывают (голова в банку не пролазит), пока не прижились. Франшиза прервалась на 9 лет, за которые корабль французской государственности получил незатыкаемые пробоины. На смену лояльному сценаристу Бальдуччи пришел Жак Вильфрид, который немедля отрекся от старого мира и отряхнул его прах с наших ног. По тихому райку деревенских жандармов пришелся залп гвардейских минометов. Крюшо втыкал перочинный нож в зад префекту (до крови) и оправдывался тем, что голову напекло, потому что фуражку дома забыл. Капитан выкатывал подвезшему его толстяку штраф за скорость, аптечку, парковку и пересечение двойной сплошной. Собравшись, участок играл у себя на головах a capella похоронный марш. На обязательном в каждой серии финальном параде жандармы вдруг ржавели, дребезжали и рассыпались в прах, потому что были не жандармы, а пришельцы иных миров, политые из садовой лейки. «Легавых на мыло! – бесновался попугай. – Банду де Фюнеса под суд!»

Настоящие меж тем рулили в небе тарелкой, не имея навыков и прав.

Идея копнуть жандармерию поглубже, не с Луны ли она, конечно, родилась в уличных потасовках, где шлемы с плексигласовым забралом давали повод дразнить ментов гуманоидами. В ответ находчивые менты решали полить весь город из шланга, чтоб вывести чужих на чистую, так сказать, воду. Резюме пришельца: «Нет, ему не приснилось. Мы с ним говорили – он недоумок» – буквально просилось под обвинительное заключение полицейским силам Лазурного берега. «Это помрачение мозгов! Это грибы-галлюциногены!» – отбивался Крюшо и удирал за горизонт на детском велосипеде в монашкиной рясе.

Церковь и полиция, стабилизаторы традиционного общества, окончательно потеряли былую сакральность. Аббатисса, давняя компаньонка Крюшо, вышла на пляж в клобуке и купальнике (наверняка хотели, чтоб в клобуке и всё, но застеснялись).

До мусульманских бунтов в Париже оставалось 20 лет.

До «Скорпионс» в Кремле – того меньше.

Франция – Италия, 1973, в СССР – 1975. L’Emmerdeur. Реж. Эдуар Молинаро. В ролях Лино Вентура, Жак Брель, Каролин Селлье. Прокатные данные отсутствуют.

В смежные номера гостиницы с видом на Дворец юстиции селят киллера, которому надо застрелить из окна важного свидетеля, и торговца рубашками, которому надо срочно повеситься от горя по сбежавшей жене. Оба проявят человечность и помешают друг другу. Оба сядут. Снова станут соседями.

Вы, конечно, встречали человека, который с первого взгляда лезет рассказывать всем о семейном положении. На скорости 120 в час сует под нос фото любимой. Устраивает потоп, вешаясь на водопроводной трубе. Вы, конечно, уверены, что никогда не станете вытаскивать его из петли. Вот мсье Милан тоже так думал. Теперь они в одной камере лет на 150. И дела не меняет, что того играет главный французский шансонье Жак Брель, ни капельки. Если б он пел – так он разговаривает.

Громила и Лох. Валун и Ручей. Гена и Чебурашка. Инфантильное, почти басенное взаимопритяжение большого без гармошки к маленькому и грустному с внутренним миром стало классическим французским стандартом благодаря многостаночнику Франсису Веберу. В его сценариях и постановках «Прощай, полицейский» (1975), «Невезучие» (1981), «Папаши» (1983), «Ягуар» (1996) тему Громобоя и Легконожки с разной степенью серьеза и бурлеска отрабатывали дуэты «Вентура – Деваэр», «Депардье – Ришар» и «Рено – Брюэль». Но если в российской и американской мифологии дружба Толстого с Тонким становилась преимущественно уделом мультипликации (Шрэк и Осел, Ежик и Медвежонок, Петров и Васечкин), Франция приспособила ее и для взрослого потребления – особенно после того, как на глазах всей страны амбал Депардье и хлюпик Деваэр зажили а-труа с общей подругой-супругой-задрыгой Миу-Миу (Мяу-Мяу; жуткое имечко, а девка хорошая – пошлость к французам как будто не липнет). Видимо, дуэт Астерикса и Обеликса чем-то особенно близок галльскому этногенезу. Иначе не объяснишь, почему наилюбимым французским фильмом всех времен стала «Большая прогулка», а с виду проходной водевиль «Зануда» снимал первый гранд французской операторской школы Рауль Кутар.

Эти двое – современная Франция во всем ее неразрешимом противоречии. Деловитая косность и поэтическое разгильдяйство. Правый марш и левая припрыжка. Булочник и шарманщик. Умный до тупости и глупый до мудрости. Лопух ищет дружбы. Кабан убирает лишних. Лопуха бросила жена. Кабану она сто лет без надобности. Лопуха травмируют. Кабана нервируют. Вместе они воплощают то солнечное национальное лузерство, с которым давно и легко смирилась Франция, превращая свои поражения в победы и наоборот. А что еще остается стране, в которой главный национальный титан – этнический итальянец, главный певец – этнический итальянец и почти всех полицейских комиссаров (как и киллера в «Зануде») играет этнический итальянец, а бывший президент вообще венгр?[21] Только песенки петь да рубашками торговать.