Пробить камень - Фридрих Незнанский

Милиции и саперов между тем все не было. Из института же периодически выходили люди, до которых угроза взлета на воздух дошла не сразу. Нельзя сказать, чтобы публика томилась. Многие уже загорали, дамы жаловались на непредусмотрительность — отсутствие купальников, а впрочем, кинематографисты — люди достаточно раскованные.

В ход пошли шутки насчет тикающих механизмов, все с преувеличенным вниманием поглядывали на операторов, которые поголовно были с черными и с коричневыми кожаными кофрами. Операторы хихикали, но, кажется, чувствовали себя некомфортно.

Наконец подъехал микроавтобус «Соболь», оттуда выскочили несколько человек в погонах и двое без, но зато с собаками. Псы были странные, определить породу я затруднился, очень приземистые, длинные и мохнатые. Один сразу же утащил своего хозяина в здание. Второй сперва обнюхивал все снаружи, благо вокруг хватало разнообразной живности, но потом тоже удалился вовнутрь. Работы там для ищеек было немало: подвал, чердак, четыре этажа метров по сто каждый, учебная киностудия, какие-то пристройки, возможно, что-то еще, не знаю.

А солнышко припекало, все-таки середина апреля. День, потенциально полный зачетов и экзаменов, перевалил за первую свою половину. Энтузиасты просчитывали наиболее вероятные причины происходящего. Например, могла эта акция быть делом рук неудачливого и потому обиженного абитуриента? Теоретически — да, но зачем же ждать столько месяцев? Скорее уж тогда нахулиганил кто-то из действительных студентов, но и это маловероятно, ВГИК — заведение специфическое, здесь сопроматы не сдают и от экзаменов не бегают, к ним стремятся, экзамен — это снятый фильм, сыгранная роль, написанный сценарий. Есть, конечно, ряд сугубо технических дисциплин и некоторое количество абстрактно-гуманитарных, но все же как-то не верится. Или еще один вариант: происшедшее — хладнокровная диверсия Голливуда, решившего ликвидировать на корню целое поколение российских кинематографистов.

«Нет, старик, ну а вдруг не шутка?»

«Тогда Мэдисон к нам точно не приедет».

«Ладно Мэдисон, он и так фиг приедет. Но как же тогда черновики Эйзенштейна? А носовой платок Ромма? А кружка Шукшина? А любимый писсуар Довженко?»

«Ты думаешь, это действительно он?»

Паренек в оранжевой бейсболке, которого все почему-то называли Шумахер, рассказывал анекдот:

«Чечня. Минное поле. Табличка: „Проверено. Мин почти нет“».

Тут из института выскочили двое милиционеров, живо пересекли дорогу, выдернули из студенческой толпы какого-то очень бледного парня и потащили к машине. «Э! Э!!! Погодите, без собаки не считается!» — завопили возмущенные студенты и ринулись преграждать дорогу. Следом из здания выскочила административно-хозяйственная проректорша и вцепилась в арестованного студента с другой, немилицейской стороны. Вслед за ней появился крупногабаритный милицейский майор с поцарапанной щекой. Операторы вытащили фотоаппараты, видеокамеры и принялись снимать все, что видели, и это стражами порядка воспринималось без большого восторга. С такими студентами нужно было держать ухо востро. Вообще все присутствовавшие весьма возбудились: еще бы, впервые, и к тому же собственными глазами, они наблюдали поимку натурального живого бомбиста.

Однако, к некоторому общему разочарованию, выяснилось, что все гораздо банальнее. Пойманный злоумышленник — студент режиссерского факультета — в момент начала ажиотажа и выдворения на улицу всего живого из взрывоопасных стен находился в лаборатории учебной киностудии, где проявляли пленку его курсовой работы. А так как технические мощности учебного кинопроизводства института минимальны, то на все этапы этого процесса, в том числе и на проявку, постоянно существует внушительная очередь. И вполне понятно, что когда перед будущим режиссером возник милицейский майор и категорически потребовал очистить помещение по причине бомбы, то был принят за розыгрыш или происки однокурсников-конкурентов, дожидающихся своей очереди за ним, и потому послан в известном направлении. Тогда майор перешел к более решительным действиям и в результате своего добился, издержки же в виде поцарапанной физиономии и привели к изложенным выше фактам.

Тут вышли собаки с кинологами и дали понять, что внутри все нормально. Более-менее.

С разной степенью охоты все вернулись к своим занятиям. Зачеты были сданы, контрольные выполнены. День заканчивался как обычно, если не считать некоторых издержек. А именно:

— как выяснилось, три человека так и пробыли все это время в хрупком здании ВГИКа, в частности бабушка, чистившая картошку в подсобном помещении столовой и там же запертая; студент актерской мастерской Тараторкина, игравший труп и заснувший под столом во время репетиции;

— плиты на кухне оставались включенными, и все, что могло, сгорело;

— равно как и похоронены пленки курсовой работы, ухнувшие в лабораторной проявке, о чем уже косвенно упоминалось;

— интервью у Плотникова я в очередной раз так и не взял.

Больше других повезло ректору: того просто не было в институте. В целом же настроение объективно поднялось. Все чувствовали себя причастными к большой пиротехнике. Прогулявшие этот день завидовали остальным. У целой группы творческих людей появилась масса новых впечатлений и свежих импульсов. Откуда? От верблюда, как великодушно объяснил руководитель режиссерской мастерской второго курса, сам Федор Николаевич Копылов. Дескать, много ли надо, чтобы сделать человека счастливым? Отобрать у него все, а потом отдать самую малость.

Обобщая ситуацию, можно заметить, что никто, конечно, не питал иллюзий относительно возможного взрыва. О чем это говорит? Да ни о чем. Бомба не взорвалась по причине собственного отсутствия. Или, может, она еще лежит.

М. Кольцов

Первой парой у Ермилова был Лев Владимирович Михайлов, а точнее, английский язык в его исполнении. Хотя это был не совсем английский. То есть он был английский, но со значительным акцентом на профессиональную специфику и голливудский сленг. Выражением, которое запомнилось Ермилову в первую очередь, оказалось bladder barrier — «барьер мочевого пузыря» — такое маркетинговое понятие, согласно которому фильм определенного жанра должен укладываться в определенный временной формат, идти ровно столько, сколько зритель может выдержать сугубо по физиологическим причинам. Потому что этот несчастный зритель, мол, на комедии хочет в туалет быстрее, чем на боевике, ну и так далее. Вот это деловой подходец!

У Вени было свое фаворитное выражение — terrific idea — всего-навсего «потрясающая идея». Этим terrific idea он умудрялся реагировать даже на кондуктора в автобусе.

Ермилов поднялся слишком рано, но в общежитии не сиделось, и он решил сделать замысловатый крюк — отправиться в институт не стандартным маршрутом — через проспект Мира — по улице Эйзенштейна, а дойти до метро «ВДНХ», от него — одну остановку до «Ботанического сада», а там уже тогда останется несколько минут пешком. Так он и сделал, прекрасно понимая, что ловчит сам с собой, хотел просто возле «ВДНХ» заглянуть в павильончик, где они когда-то с Кирой завтракали.