Луна в кармане - Сара Дессен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– О… – простонала Изабель.
– Марк! – взвизгнула Морган и, практически на ходу выпрыгнув из автомобиля, пробежала по газону и взлетела по ступенькам в объятия парня. Мы продолжали катиться в сторону пляжа, пока Изабель не дернула ручной тормоз.
– Я думала, ты вернулся в Дерхэм!
– Планы изменились, – ответил он. – Я хотел сделать тебе сюрприз.
Мы смотрели из машины, как они целуются, словно в кино, – поцелуй длился не менее минуты.
– Прекрасно, – проворчала Изабель. – Теперь-то мне куда идти?
– К нам с Мирой, – предложила я.
– Нет. Я лучше соглашусь на пляжный пикник с Фрэнком. Дойду пешком до лагуны.
Она вышла из машины, придержала для меня переднее сиденье, а потом выудила оставшиеся бутылки, распихав их по карманам шорт.
– Привет, Изабель! – раздался из темноты голос Марка.
– Здорово, Марк! – равнодушно откликнулась она.
– Я хочу познакомить тебя с Коули, – сказала Морган и за руку подвела его ко мне.
Когда Марк приблизился, я заметила, что он очень похож на свою фотографию. Так бывает не всегда. Но он действительно был высоким, загорелым, со спортивной фигурой, короткими черными волосами и белоснежными зубами.
– Коули, это Марк.
– Привет, – улыбнулся он. – Морган много про тебя рассказывала.
– Я пошла, – объявила Изабель. Она уже была на полпути к границе участка.
– Куда? – крикнула ей вслед Морган, но та не ответила.
– На какой-то пикник, – объяснила я. – С парнем, с которым они познакомились на салюте.
– Так вот где вы находились, – сказал Марк, обнимая Морган за талию. – Я все пропустил?
– Не все, – возразила она и, вытащив из заднего кармана коробочку, вытряхнула что-то себе на руку. – Есть спичка?
Марк протянул Морган зажигалку, она чиркнула ей и протянула ему что-то длинное. Посыпался дождь искр, и она сделала шаг назад.
– Бенгальские огни! – воскликнула я. – Я и забыла про них.
– С Днем независимости, – сказала она Марку, и он поцеловал ее.
Я направилась к дому Миры – мне хотелось побыть одной, чтобы еще раз пережить все случившееся сегодня – от девичника до моей триумфальной победы над Каролиной Доуз.
– Коули, оставайся, давай жечь огни вместе! – крикнула мне вслед Морган.
– Мне пора, – ответила я.
– Ну ладно. Лови!
Морган кинула мне бенгальские огни – коробка несколько раз перевернулась в воздухе, прежде чем я поймала ее.
– С Днем независимости, – произнесла я, но они с Марком уже меня не слышали.
Я тихо закрыла дверь, сунула руку в карман, нашла свое колечко и аккуратно вставила его обратно в губу. Сняв обувь, на цыпочках прокралась по коридору. Я не знала, сколько сейчас времени, и боялась разбудить Миру. Но беспокоиться не следовало. Не успела я сделать и пары шагов, как услышала ее голос.
– Привет! – Тетя сидела в своем кресле, с разобранным телефоном на коленях. Я узнала его: раньше он стоял в коридоре на втором этаже, и у него был очень тихий звонок. – Как фейерверки?
– Хорошо, – ответила я и села рядом.
Весь дом был погружен в темноту – только над плечом Миры горела лампа, освещая разложенные на столе детали телефона. За домом, над водой продолжалось празднование – в темноте каждый взрыв звучал громко и отчетливо.
– Очередной проект? – Я кивнула на телефон, и тетя засмеялась.
– Знаешь, подправить всегда надо только что-то одно. – Она подняла скобу и повертела ее, изучая на свету. – Но тяжелее всего понять, что именно.
– Да, – кивнула я.
Мира вздохнула, посмотрела на меня и улыбнулась.
– Чудесно выглядишь, – сказала она. – Что-то изменилось?
– Все, – ответила я. Это была правда. – Все.
Мы посидели еще какое-то время. Через окна гостиной из соседнего домика доносилась тихая музыка – любовные баллады. Я прикрыла глаза.
Над водой продолжался салют, каждый хлопок сопровождался криками и смехом.
– Столько шума, – сказала Мира. – Ненавижу всю эту вычурность и помпезность, когда все раздувают до события вселенских масштабов. Мне больше по душе спокойный праздник.
– Это можно устроить, – предложила я. – Пойдем.
Я встала и отыскала спички. Мира прошла вслед за мной на крыльцо, и мы уселись на ступеньки. Я вытряхнула из коробки два бенгальских огня и протянула один Мире. Когда он ярко вспыхнул, она удивленно улыбнулась:
– Как красиво!
Мы сидели в темноте и любовались бенгальскими огнями.
– За День независимости, – сказала я.
– За День независимости. – Она наклонила свой бенгальский огонь, соединив его с моим, и держала его так, пока оба не погасли.
На ежегодном базаре баптистской церкви уже в восемь часов утра было не протолкнуться. Я пришла туда вместе с Мирой. Она затащила свой велосипед на крыльцо и аккуратно прицепила к перилам, пока я оглядывалась. Здесь собрался почти весь Колби. Церковь была маленькой, белоснежной, будто с открытки, и люди прогуливались по окружавшей ее зеленой лужайке, разглядывая выложенный на стендах и столах товар: тарелки от разных сервизов, старые кассовые аппараты, винтажные наряды. На парковке разместились более крупные предметы: складной прицеп-палатка, старая лодка с облупившейся красной краской и самое большое зеркало в кованой раме, какое я когда-либо видела, – разумеется, разбитое, – которое моментально привлекло внимание Миры. Она решительно направилась к зеркалу, оставив меня перед столом, заваленным старыми клетками для птиц и хомячков.
В течение следующего часа, изучая товары, я замечала, как присутствующие реагируют на Миру. Смотрела, какие взгляды они на нее бросают, как ухмыляются, когда тетя проходит мимо них. Несколько человек – Рон из магазина на заправке, пастор – помахали ей рукой и поздоровались. Но остальные смотрели так, будто Мира прилетела с другой планеты.
– Господи! – раздался знакомый голос. – Мира Спаркс уже отоваривается.
Я обернулась и увидела, как Беа Уильямсон, придерживая большеголовую малышку на бедре, указывает в направлении Миры, которая склонилось над парой старых роликовых коньков. Может, дело было в том, что я недавно дала отпор Каролине Доуз. Или это просто копилось во мне все лето. Но я внезапно возненавидела Беа Уильямсон и каждое ее ехидное высказывание в адрес моей тети. Ярость захлестнула меня волной, поднялась по шее, заставляя волосы на голове зашевелиться. Это ощущение было так похоже на привычный стыд, и в то же время совершенно иное. Прищурившись, посмотрела на нее: на ней были клетчатое льняное платье и белые сандалии, пышные светлые волосы всколыхнулись, когда Беа наклонилась, чтобы посадить большеголовую малышку на траву. Когда она подняла голову, ее взгляд проскользнул мимо: она меня не узнала.