Вечность в тебе - Аннэ Фрейтаг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я и не думала, что доктор Фалькштейн может уехать. Потому что сама никогда не уезжаю. Я всегда здесь. Он отправляется в путешествие со своей семьей. Они летят на Майорку, сказал он. В отель на берегу моря. Мне представляется, что у него двое детей. Мальчик и девочка. Они еще маленькие. А он из тех отцов, что строят с детьми замки из песка и целыми днями барахтаются в воде. А может, даже из тех, что читают своим детям по вечерам книги. Хороший отец. Не то что у меня.
Думаю, после смерти Кристофера он поставил на нас крест. Тот факт, что его сын был психически болен, на каком-то эмоциональном уровне заставлял его оставаться частью нашей жизни. Теперь Кристофер мертв, и он свободен. Послезавтра мой отец и Флегмарион улетают в Индию на четыре недели. Она собирается медитировать, а он хочет отдохнуть. Интересно, от чего.
Я сохраняю запись о встрече. И в тот момент, когда собираюсь спрятать телефон, приходит новое письмо.
Отправитель: futureme.org.
Futureme.org
Кому: [email protected]
Раны с напоминанием
Дорогая Лиз.
Помнишь, как мы были маленькими и танцевали? Ты и я в хозяйственных перчатках? Я часто думал об этом. Или о том, как я читал тебе раньше по вечерам. Помнишь? Задолго до Гарри Поттера. Когда ты была еще маленькой. Я ложился к тебе в постель, и ты смотрела на меня своими чернильными глазами, а потом я читал. Твои веки становились все тяжелее и тяжелее и в какой-то момент закрывались. У тебя была такая короткая розовая ночная сорочка. Когда ты надевала ее, то была похожа на куклу. По-моему, это было самое умиротворяющее зрелище в моей жизни: как ты сладко спишь в этой коротенькой ночной рубашке. Иногда я оставался с тобой ненадолго и наблюдал, как ты спишь. Тогда ты была рядом со мной и в то же время бесконечно далеко.
Мне здесь особо нечем заняться, поэтому я подолгу сижу на пристани и думаю. И тогда мне вспоминаются многие вещи, о которых я, казалось, забыл. Я научил тебя плавать. Помнишь? Тебе тогда, наверное, было четыре. И ты научилась очень быстро. А потом ты сказала, что хочешь быть золотой рыбкой. Всегда в воде. Помнишь? Я сказал тебе тогда, что ты, скорее всего, будешь жить в склянке, что стоит на пианино, и сможешь плавать только по кругу, а ты ответила: «А ты будешь в этой склянке со мной?» Я до сих пор помню, как расплакался. Уже тогда. И даже сейчас я плачу, стоит мне об этом подумать. Ты именно такая, Лиз. Ты вся в этой фразе. Ты влезла бы в эту склянку со мной, не задумываясь.
Так вот, о твоем задании. Возможно, ты уже выполнила его, а если нет, то с этого момента у тебя есть на это неделя. Речь идет о татуировке. Две рыбки. Ты и я. Думаю, на твоей коже нам будем гораздо лучше, чем в той склянке.
Я знаю, ты боишься, что будет больно, но ты ведь даже привыкла уже к совсем другой боли. Гораздо более глубоким порезам, гораздо более крупным ранам. Самая громадная из них – я.
Не буду лгать тебе, Лиз, будет больно, но это другая боль. Эта боль проходит быстрее. И, как только она пройдет, ты больше не будешь думать о ней. И о ране. Останутся лишь две рыбки в стиле таксы Пикассо. Ты и я. Мне кажется, это прекрасная идея.
Ты очень скоро услышишь обо мне, Лиз. Береги себя.
Джейкоб
Раздается звонок в дверь, и я иду открывать.
– У тебя есть время? – спрашивает Луиза.
– Да, – отвечаю я.
– Очень хорошо. Тогда пойдем.
Она словно изменилась. Стала бодрее, даже какой-то взбудораженной.
– Ты в порядке? – спрашиваю я.
– Да. У меня все хорошо.
Ее голос тверд и честен, поэтому я надеваю ботинки, снимаю куртку с крючка и кладу ключ в карман.
Пока мы спускаемся, наши шаги эхом отдаются в тишине, а когда выходим на улицу, воздух встречает нас приятной свежестью. Мы идем бок о бок, ничего не говоря. До площади Роткройцплац и далее вдоль по улице в сторону замка Нимфенбург. Несколько раз наши руки соприкасаются. Ее теплые, мои холодные. Мы идем к дому Луизы. Все это время мы не говорим ни слова.
Мне нравится, что с ней это получается. Большинство людей все болтают и болтают. Постоянно. Будто совсем не выносят тишины. Позднее мы стоим перед дверью Луизы, и она ищет свой ключ.
– Мне нужно быстренько кое-что забрать, – говорит она.
– Ладно, – отвечаю я.
– Это не займет много времени. Скоро вернусь.
Я усмехаюсь.
– И тогда ты расскажешь мне, что мы затеяли?
Она сует мне в руку свой смартфон и говорит:
– Пин-код 8297. Прочти последнее электронное письмо и узнаешь, что мы затеяли.
Луиза
Это больно. Чертовски больно. Будто сотни иголок впиваются в тебя одна за другой.
– Постарайся расслабиться, – говорит Даниэль.
«И как я должна расслабиться?»
– Подумай о чем-нибудь другом, – говорит он, и его игла снова впивается в кожу. И я стараюсь. Пытаюсь думать о чем-то другом. Обо всем, только не о боли. Но ничего не выходит. Я не могу думать ни о чем другом. Я – боль.
– Это не займет много времени… Скоро уже все.
Я закрываю глаза и дышу. Вдыхаю и выдыхаю. Снова и снова. Я сосредотачиваюсь на своих ребрах, на том, как они растягиваются. Но это больно. Это так больно.
Я хочу, чтобы все прекратилось, но это не прекращается.
– Большая рыбка готова, – произносит Даниэль. Кажется, он доволен.
Слезы бегут из моих глаз. Не знаю отчего. Из-за боли или оттого, что большая рыбка готова. Может быть, виной тому и то, и другое. Но, может быть, что-то совершенно иное. Я плачу беззвучно. А потом игла вонзается снова. Она проникает сквозь несколько слоев кожи. Она ранит.
Но как только эта рана заживет, она превратится в воспоминание. Мой брат и я.
Я сглатываю – получается громко. Пытаюсь избавиться от комка, который расползается по горлу, и в этот момент чувствую руку Джейкоба. Он берет мою ладонь и крепко держит ее в своей. Его пальцы теплые, мои холодные. И боль тут же стихает. Словно какая-то ее часть перетекает к нему. Как будто он – мое болеутоляющее. Может быть, разделенное страдание и правда половина страдания. Или хотя бы уменьшенное.
Я отчаянно сжимаю руку Джейкоба, потому что не могу говорить, а он сжимает мою, потому что понимает. Потому что он понимает меня. Даже без слов.
И это помогает мне выдержать. Я просто лежу и дышу, пока Даниэль не заканчивает делать маленькую рыбку.
Джейкоб
Мы с Луизой стоим в ванной. Я – за ее спиной. Последние несколько дней я ухаживаю за ее татуировкой, потому что она располагается в таком месте, куда самой Луизе не добраться. Поэтому я меняю пластырь и смотрю, хорошо ли заживает рана. Луиза стягивает через голову футболку, и я в очередной раз пытаюсь не замечать тот факт, что на ней, не считая джинсов, надет лишь бюстгальтер.