Герои - Джо Аберкромби

Слуги дожидались на утоптанной полянке позади палатки. Рурген подал Горсту ведро, к которому тот жадно припал; струи холодной воды стекали по разгоряченной шее. Унгер поднес сундук, сгибаясь под тяжестью, и Горст, откинув крышку, вынул тренировочные клинки – здоровенные тупые полосы побитого металла с рукоятями и гардами в полкирпича величиной, для создания видимости баланса, а весом втрое больше боевой стали, которая сама по себе отнюдь не легкая.

Они двинулись на господина в чудесной тишине – Рурген со щитом и палкой, Унгер с торчащим вперед шестом; Горсту же надлежало парировать громоздкими железяками. Слуги не давали ему ни времени, ни возможностей, ни снисхождения; не шла в счет и титулованность. Горсту этого было не нужно. Возможности давались ему перед Сипано, а он позволил себе размякнуть, затупиться. Когда пришло время, он взалкал. Больше такому не бывать. Если время наступит еще раз, он встретит его выкованным из стали, отточенным до безжалостной, убийственной, бритвенной остроты. И вот каждое утро на протяжении последних четырех лет; каждое утро после Сипано; каждое, без перерывов и послаблений, будь то жара, снег или дождь – это.

Звонкий лязг и скрежет дерева о металл. Стук и кряхтенье, когда палки отскакивали от доспехов или ему, наоборот, от них доставалось. Ритм неровного дыхания, стучащего сердца, напористых усилий. Пот пропитывал куртку, щипал макушку, слетал каплями с забрала. Горение каждого мускула, все хуже и хуже, все лучше и лучше, как будто он мог сжечь этим свой позор и начать жизнь заново. Затем он безмолвно стоял с закрытыми глазами, ловя воздух ртом, пока они расстегивали на нем доспехи. Когда они снимали кирасу, впечатление было такое, будто он только что из купальни. Вверх, на небо, чтобы вниз больше никогда не возвращаться. А что это там наверху, над всей армией? Ба-а, да это же не кто иной, как знаменитый козел отпущения Бремер дан Горст, отрешившийся наконец от тяги к этой грешной земле!

Он стянул одежду, намокшую и провонявшую потом; руки так отекли, что трудно сгибать. Вот он встал голышом на утреннем холодке, весь в мелких ссадинах, исходящий паром, как запеканка, вынутая из духовки. Резко втянул воздух сквозь зубы, когда его окатили ледяной водой, только что из ручья. Унгер бросил холстину, и Горст растерся досуха. Рурген принес свежую одежду, и он оделся, а слуги оттирали и надраивали доспехи, приводя их в обычный презентабельно-глянцевый вид.

Солнце всползало над горизонтом сквозь клочковатые тучи, и за деревьями Горст различал бойцов его королевского величества Первого полка – как они, зябко поеживаясь, выбираются из палаток, и дыхание курится в рассветной прохладе. Как они брезгливо влезают в доспехи, с надеждой ворошат угли погасших костров, готовясь к утреннему маршу. Одну группу согнали посмотреть, как будут за какую-то там провинность потчевать плетьми их товарища. Вот плеть оставляет красноватые следы на оголенной спине, оханье солдата доносится вовремя, а щелканье плетки почему-то с небольшой задержкой. «Он не сознает своей удачи. Если бы мое наказание было столь кратким, резким и заслуженным».

Боевое оружие Горста изготовлено не кем иным как Кальвезом, самым именитым оружейником Стирии. Дары короля за спасение его августейшей жизни в битве при Адуе. Рурген вынул из ножен длинный меч и предъявил с обеих сторон: безукоризненно отполированный металл мягко блеснул. Горст кивнул. Следующим слуга показал меч покороче, с холодно сверкнувшими краями. Горст кивнул еще раз, принял и нацепил перевязи с оружием. Положил одну руку на плечо Рургену, другую Унгеру, и с улыбкой легонько их пожал. Рурген заговорил негромко, с почтением к тишине:

– Генерал Челенгорм просил, господин, чтобы, как только дивизия выйдет на марш, вы присоединились к нему во главе колонны.

Унгер покосился на разгорающееся небо.

– До Осрунга всего шесть миль, господин. Вы как думаете, битва будет сегодня?

– Думаю, нет.

«Надеюсь, что да. Прошу, прошу, прошу, умоляю, заклинаю тебя, судьба, об одном: пошли мне битву».

– Фин?

– М-м-м-м.

Он приподнялся на локте, глядя на нее с улыбкой.

– А я тебя люблю.

Пауза. Она давно перестала ждать любви, как молнии с небес. Одни такой любви подвержены. У других ум и сердце пожестче.

– Фин!

– М-м-м-м?

– Нет, правда. Я люблю тебя.

Она его тоже любила, хотя словами это выразить не могла, да и не бралась. Что-то такое, весьма близкое к любви. Он выглядел красиво в мундире, а еще лучше без; порой с ним было на удивление весело, а в поцелуях на первых порах определенно присутствовала огненность. Он был доблестным, щедрым, старательным, почтительным, от него хорошо пахло… ума не сказать чтобы палата, да где ж его на всех напасешься. У двоих в одном браке – многовато.

– Славный парнишечка, – мурлыкала она, похлопывая его по щеке.

Она чувствовала к нему душевное тепло, и лишь иногда немножко презрения, что, по ее меркам, можно сказать, куда ни шло. Подходили они друг к другу хорошо. Оптимист и пессимист, идеалист и прагматик, романтик и циник. Не говоря о его знатном происхождении и ее пламенной амбициозности.

Он опечаленно вздохнул.

– Тебя, как пить дать, любит каждый мужчина во всей этой чертовой армии.

– А твой командир лорд-губернатор Мид?

– Он-то? Насчет него судить не берусь, хотя подозреваю, даже он относился бы к тебе теплее, если б ты перестала его выставлять, черт возьми, дураком.

– Если б перестала я, он бы начал выставлять себя сам.

– Может быть, но у мужчин к этому бо́льшая терпимость.

– Есть только один офицер, чье мнение мне не совсем побоку.

– В самом деле? – улыбнулся он и ткнул ее пальцем в ребрышко.

– Капитан Хардрик, – она цокнула языком. – Это, наверное, из-за его кавалерийских лосин в обтяжку. Мне нравится ронять при нем предметы, чтобы он их для меня поднимал. Оп…

Она поднесла палец к губе, растерянно хлопая ресницами:

– Ах, экая я неловкая: вот опять обронила веер! Не могли бы вы мне его подать, капитан? Вот-вот, уже почти дотянулись. Осталось только чуточку ниже… еще ниже…

– Бесстыдница. Хотя вовсе не думаю, что Хардрик тебе пара. Он туп как дерево. Ты бы с ним через минуту умерла со скуки.

Финри надула щеки.

– Может, ты и прав. А в учет берется только его красивая задница. То, о чем мужчины в основном не задумываются. Тогда, может…

В поисках самого нелепого ухажера она мысленно перебрала своих знакомых и остановилась, похоже, на лучшем претенденте:

– Бремер дан Горст? Внешностью он, скажем, не очень… да и умом… да и статью. Но под этой мужиковатостью в нем угадывается подлинная бездна чувств. С голосом, понятно, пришлось бы обвыкаться, если из него вообще можно хотя бы два слова вытянуть. Но тем, кому по нраву сильный молчаливый типаж, такой, как он, потрафил бы во всех смыслах… Что такое?