Трудные дети и трудные взрослые: Книга для учителя - Владимир Иванович Чередниченко

Молчит.

5

В школьном коридоре останавливает меня Любовь Александровна Приступа. Интересуется, почему не был на совещании у директора.

– Домой ездил. А что, вспоминали?

– Завуч спрашивала. Как у вас с взаимопосещаемостью ?

– Да не очень.

– Если сейчас свободны – приглашаю на урок. Как раз химия в вашем отделении.

Класс встретил меня без особого энтузиазма. Дорошенко успела «поработать», наверняка уже выложила историю с письмом в выгодном для «отрицаловки» свете. Впрочем, только поздоровавшись и поздравив воспитанниц с Новым годом, я передал инициативу Любови Александровне. Сел за последнюю парту, осматриваюсь. Много свободных мест в классе, непривычно отсутствие Кошкаровой, Кузовлевой, других воспитанниц. Освободились. Уже дома. От каждой успел получить по письму. Пока вести от них обнадеживающие. Кого же еще нет? Да, вот Лелюк. Тоже «вышла» перед Новым годом, уехала в свою Молдавию. Но письма от нее пока нет. Интересно почему? А вон и новенькая – Бубенцова. Она из Днепропетровска, мне о ней рассказывали. Сидит грустная за своей партой, плечи опущены, что-то записывает автоматически. Вряд ли ей, отвыкшей от школы, интересна тема «Связь науки с производством», раскрываемая Любовью Александровной.

Приступа показывает воспитанницам журнал «Химия в школе», вычитывает из него интересные факты. Завязывается в классе дискуссия о научно-технической революции, спор переходит на внутриколонийские проблемы.

– О чем вы? О какой революции? – восклицает Гукова. – Вы видели машины, на которых шьем? Это же старье!

– Старье? – удивляется искренне Любовь Александровна. – А вы обратили внимание на дату выпуска машин, которые установлены в наших цехах?

– 1983 год, – отвечает с первой парты Корниенко.

– А у нас какой на календаре? – спрашивает у нее Любовь Александровна.

– 1988-й.

– А срок гарантии швейных машин?..

– Десять лет, – без запинки, как на занятии в колонийском ПТУ, отвечает Корниенко.

– Какие есть еще вопросы? Какие претензии? – разводя руками, спрашивает Приступа у класса.

Все молчат. Я думал, что Любовь Александровна начнет читать ученицам мораль, поругивая за то, что не всегда добросовестно относятся они к станкам и швейному оборудованию, а иногда даже сознательно их ломают. Но нет, Приступа знает, где поставить точку, она снова возвращается к теме урока.

Формулы образования химических соединений мне не интересны – продолжаю размышлять об истории с письмом Отрощенко. Уже ясно, что сама она здесь ни при чем. Дорошенко, скорее всего, лишь связующее звено. Вряд ли у нее были личные мотивы для столь несерьезного поступка. Да и не способна Дорошенко к проявлению подобной инициативы. Она из числа «пассивных», «серенькая мышка», способная выполнять скорее то, что ей прикажут. Но кто мог приказать? Цирульникова? Гукова?

До конца урока остается минут десять, когда Любовь Александровна прерывает мои размышления и предлагает занять место за учительским столом.

– Воспитанницы, наверное, соскучились, хотят рассказать вам свои новости.

Мы с учителем химии меняемся местами.

– Ну, как вы жили это время без меня? – спрашиваю у класса. – Что случилось вдруг с успеваемостью?

– Падает, да... – подтверждает Водолажская.

– Только разве новая староста виновата, что всех «хорошистов» на свободу повыпускали? – заступается за нее Шумарина.

– Спросите лучше, как мы встретили Новый год! – предлагает, улыбаясь, Корниенко.

Предложение принято. Спрашиваю:

– Как вы встретили Новый год?

Вспоминая о новогодней ночи, воспитанницы вмиг оживляются и начинают рассказывать, перебивая друг друга. После ужина, как только пошло личное время, воспитанницы начали прихорашиваться: наглаживались, делали прически, красились.

–  Чем красились? – спрашиваю у них. – Косметика ведь запрещена.

– Так мы сами сделали, – улыбается моей наивности Чичетка. – Тени для век, например, – из мыла, пепла и канцелярской туши.

– Накрасились, а дальше что? – спрашиваю.

– Собрались все в клубе, – говорит Корниенко. – С Дедом Морозом, со Снегурочкой...

– Да ну?! И кто же из контролеров играл Деда?

– Зачем нам контролеры?! – улыбается во весь рот Дорошенко. – Бондарь лучше, чем они, справилась. А Цирульникова  была Драконом. Сообща ей костюм шили.

– Весело было?

– Весело! – отвечают хором.

Ловлю себя на мысли: а ведь от старшеклассников в Днепропетровске, тех, скажем, которые встречали Новый год во Дворце культуры, ни разу не приходилось мне слышать столь восторженных отзывов, и делились они впечатлениями от праздника без энтузиазма: «А что хорошего: ну елка, ну Дед Мороз, ну танцы...»

Конечно, в колонии народ понаходчивее. Даже с праздничным столом проблем не было. Снесли у кого что осталось от посылок, сдвинули тумбочки в комнате, застелили их чистыми простынями – вот вам уже и стол.

– Одна проблема, которую не под силу было решить, – я провоцирующе прищуриваюсь, – с шампанским, да?

– Так у нас лимонад был! – не задумываясь, ответила Корниенко. – Знаете, так было шумно и весело, что некогда даже вспомнить о вине. Нет, правда! Вы не подумайте, что сочиняю...

Едва она закончила, Цирульникова, захлебываясь от восторга, начала повествовать, как шестое отделение обстреливало девятое хлопушками. А потом, когда прозвенел контрольный звонок и нужно было разойтись по комнатам, воспитанницы колдовали вокруг зеркала, вызывая Есенина. И Водолажская, заменяя поэта, читала до полуночи его стихи. Не обошлось, впрочем, и без взаправдашней мистики. Чичетка, она, кстати, уже не председатель отделения, рассказала, как положили на табуретку ручку, поколдовали над ней и оставили так до утра. Утром подняли платок, а ручки нет.

– Может, пошутил кто? – спрашиваю недоверчиво.

– Обижаете, учитель, – только и ответила на это Гукова.

Будто по команде, все вдруг притихли, исчезли улыбки с лиц.

– Да вы чего это?

– С крысятничеством в отделении покончено, – четко выговаривая каждое слово, сообщает Цирульникова.

– Так я же не говорю: украли ручку. Может, взял кто-то, пошутил...

По-прежнему не понимают. И не хотят понять. Смотрю на часы – должен быть звонок. Отложу-ка до воспитательного часа беседу о привычках и чертах характера, которые должны быть оставлены в году минувшем. Позже поговорим и о том, что значит для них Новый год: только ли это повод повеселиться или нечто большее? Спрошу-ка я о другом.

– Вы вот переизбрали председателя. Ну, а в отделении обстановка в какую сторону изменилась?