Бывшие. Книга о том, как класть на тех, кто хотел класть на тебя - Наталья Краснова

Еще в загсе, когда женщина с дельфинячьим голосом и человечьим лицом произнесла стандартную фразу: «…и жить долго и счастливо, пока смерть не разлучит вас», восьмидесятилетний жених сказал: «Насчет долго не обещаю».

Скажу одно: свадьба удалась. Кто‐то из гостей зачитал бодрую речь «желаем паре молодой дожить до свадьбы золотой». Первый танец молодых – решили не делать. Кидание букета – решили не делать. Кричать «Горько!», чтоб молодые целовались, – лучше бы решили не делать. Но сделали.

Но самое правильное, что они решили сделать, – это свадебную фотосессию. Получились невероятно трогательные фотографии. Это те самые крутые фотки, которые вызывают умиление и веру в вечную любовь. Фотографии, на которых пожилая пара гуляет за ручку по парку. Фотографии, на которых старичок нежно обнимает улыбающуюся старушку, сидя подле нее на лавочке.

Но моя самая любимая фотография вот эта. Черно-белая фотография, на которой в грубой морщинистой мужской руке старика лежит нежная женская кисть старушки. И ты смотришь на эту фотокарточку и думаешь – вот она, настоящая, вечная, всепобеждающая любовь. А я смотрю на эту фотографию и думаю: «Да, ага, конечно!»

Вы видите этих милых старичков здесь и сейчас. А я бабу Марусю знала еще, когда она была тетя Маруся, и гуляла тетя Маруся, как шальная императрица из песни Ирины Аллегровой. Но потом образумилась и вышла замуж. На пару лет. После чего опять принялась гулять с не меньшим размахом. Потом лечилась от алкоголизма. А в семьдесят семь встретила Ивана Петровича.

Чем занимался восьмидесятилетний Иван Петрович до встречи с моей бабулей, остается для всей нашей семьи загадкой. Но пятеро взрослых детей от двух предыдущих браков и история знакомства с бабой Марусей в клинике для алкоголиков недвусмысленно намекают на отгадку.

Просто помните эту историю каждый раз, когда умиляетесь двум милым старичкам, которые солнечным днем сидят на скамейке в парке и кормят хлебом голубей. Присмотритесь внимательно. Возможно, это моя баба Маруся и Иван Петрович.

КАК ЖИТЬ ДАЛЬШЕ

После первого развода очень сложно прийти в себя. После четвертого будет намного проще, как обещает моя подруга Аня.

После развода вы пройдете все пять этапов принятия смерти: отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие.

1. Отрицание – «нет, мы не в разводе, мы просто подписали бумаги, но он все осознает и вернется». Ну-ну…

2. Гнев – «Алло, Светлана Михайловна, ваш сын кусок дерьма!» Нет, мне удалось перенаправить это гнев: записалась на бокс, ходила в спортзал и молотила грушу. Потому что негатив лучше выплескивать не на близких людей. Груша поймет и не обидится, а Светлана Михайловна обидится и не поймет.

3. Торг – это все мысли типа: «Я стану известной певицей, запишу сольный альбом „Под звуки звуков“, и он поймет, кого потерял, будет страдать и вернется». Нет. Он не поймет. И не будет страдать. Будешь страдать ты и миллионы радиослушателей.

4. Депрессия – это дно переживаний, ничего не хочется, кажется, что самое правильное – это лечь и умереть. Ты достигла дна – и это отлично, самое время оттолкнуться от него и выплыть наверх.

5. Смирение – ты говоришь «спасибо» своему бывшему за все, что было. Ура! Можно опять влюбиться в какого‐нибудь идиота, выйти за него замуж, развестись и страдать по новой!

Ну, и раз глава начиналась с цитаты из фильма «Тот самый Мюнхгаузен», то финальная цитата будет того же происхождения.

«Да здравствует развод! Он устраняет ложь, которую я так ненавижу!»

Я – УМНАЯ, ПОЭТОМУ САМА ЗНАЮ, КОГДА И С КЕМ МНЕ БЫТЬ ДУРОЙ.

Среди моих бывших есть и бывшие подруги. И вот если к мужчинам я не возвращаюсь, то по подругам скучаю невероятно, и иногда, через много лет, мы опять начинаем общаться и вместе пить чай по вторникам.

С Катюхой мы дружили с первого курса университета. Веселая, симпатичная и общительная блондинка Катя и не особо коммуникативная я. Если вы сейчас пытаетесь представить нас и определить, кто же из нашей пары та самая пресловутая «страшненькая подружка», то никто. Мы ходили по университету обе симпатичные. Ровно до того момента, как нам обеим понравился один и тот же парень из нашей университетской рок-группы.

Я помню, когда сей факт выяснился, Катюха посмотрела на меня щенячьим взглядом и сказала: «Наташа, ты из нас самая красивая, ты себе еще найдешь кого‐то. А для меня это последний шанс».

Я офигела. Офигела, как тонко она забрала у меня право быть влюбленной в Игоря. Забрала не самого Игоря, а именно право быть в него влюбленной. Игорь вообще не был в курсе, что за право быть влюбленным в него разгораются такие нешуточные баталии. Естественно, начитавшись философских цитат из Интернета о том, что «парни приходят и уходят, а подруга – это навсегда», я сделала выбор в пользу нашей с ней дружбы.

С Игорем у нее ничего не склеилось. Потому что Игорю она не нравилась. Игорю, если откровенно, вообще никто не нравился, нравилось только молотить в свою ударную установку во время концертов «Весны Студенческой» в актовом зале. Живых баб он не воспринимал поодиночке, толпы беснующихся у сцены девчонок – это ему нравилось. А Катя – нет.

Через пару месяцев мы с Катюхой (а мы на своих попах ровно не сидели) записались в студенческий театр, и обе (а как иначе) влюбились в одного и того же актера. Я сразу поняла ход мыслей Кати и безапелляционно заявила: «Чур, Костя мой!» Катюха обиженно посмотрела на меня, отвела за кулисы и тихо сказала: «Ты могла выбрать любого… Но выбрала МОЕГО Костю… Разве настоящие подруги так поступают?» И я отдала ей Костю. Почему‐то при этом я не задала вопрос: «А настоящие подруги вот так, как ты, поступают, Катя?» Видимо, меня переполняли разочарование и обида. Больше я ничем не могу оправдать накрывшую меня тогда тупость.

В общем, так продолжались все пять лет обучения в университете. Каким‐то образом мне удалось на последнем курсе втайне от Кати начать встречаться с Женей. Он был тихим и умным мальчиком с матфака. «Кате такие не нравятся», – радостно думала я. Тот факт, что и мне такие тоже не нравятся, меня не беспокоил. У меня был МОЙ личный парень. Только мой, которого не надо уступать Кате.