Вся правда во мне - Джулия Берри

Впрочем, меня это не касается.

Горожане потихоньку собирались в церкви. Кузнец, Гораций Брон с женой Эллис, и как она умудрилась выйти за такого гиганта? Картрайты, старший и младший. Лавочник Эйб Дадди с женой Хепзибой. Кавендиши с шестью детьми. Вильям Солт, мельник, до сих пор не снявший траура по сыну Тоби. Уиллы, Робинсоны. Скамьи заполнялись. Лучи солнца, преломлявшиеся в церковных окнах, освещали помещение золотистым светом, как наутро после сотворения мира.

Руперт Джиллис, тощий школьный учитель, единственный, кто учился музыке, запел гимн. Остальные подхватили.

Пастор Фрай, чья хромота стала еще более заметна, поднялся на кафедру. Мне показалось, что и серебристой седины в его голове тоже прибавилось. Он выбрал одиннадцатую главу из Книги Притчей Соломоновых.

«Правда прямодушных спасет их, а беззаконники будут уловлены беззаконием своим. Непорочность прямодушных будет руководить их, а лукавство коварных погубит их. Правда непорочного уравнивает путь его, а нечестивый падет от нечестия своего».

В церкви стало тихо. Так тихо, что даже дети перестали хныкать. И мне очень не понравился взгляд пастора Фрая, обращенный на тебя.

– Из книги Плача Иеремии: «Отцы наши грешили: их уже нет, а мы несем наказание за беззакония их».

С места, где я сидела, мне была видна только твоя напряженная спина.

– Братья и сестры, среди нас жил обманщик, пьяница, погрязший в грехах. Несколько лет назад мы поверили, что он отправился к Создателю и ответил там за все, что совершил.

О, Лукас, уходи отсюда!

– Но оказывается, все эти годы он прятался, и совершал беззакония. Не поможет богатство в день гнева, только правда спасает от смерти. Он появился в день битвы, но как говорится в Библии: кто ищет зла, к тому оно и приходит. Его строптивость убила его. Не впадайте в ересь, называя его героем.

Мне до боли стало жалко тебя.

– Как сказано в книге Экклезиаста: «Ибо всякое дело Бог призовет к суду, над всем сокрытым в тайне – худым и хорошим».

Кто-то из опоздавших открыл заднюю дверь, в церковь ворвался и закружился морозный воздух. Я вдруг почувствовала, что вспотела. Это была всего лишь Гуди Праетт.

– Разве мы не нашли ответы на многие наши вопросы? Разве Господь не открыл нам правду о зле, которое мы терпели все эти годы? Воровство. Истязания. Отнятые молодые жизни. Калеки, – взгляд пастора Фрая уперся в меня. – От Господа нет секретов. Он все видит.

– Но многие из вас могут сказать: «Да, отец Фрай, но разве Эзра Уайтинг не пришел и не победил в этом бою ради нас? Так может показаться. Но послушайте, что сказал по этому поводу Господь: «В бедствии ты призвал меня, и я избавил тебя; из среды грома я услышал тебя, при водах Меривы испытал тебя»

Он громко захлопнул толстую церковную Библию.

– Женщины и другие члены семей, разве мы не молились об избавлении? Разве не ушли мужчины Росвелла в среду грома? Разве не стала наша река водами Меривы? Разве мы не доказали там стойкость нашей веры?

– Это Господь победил в войне, которую мы вели. Не грешник, которого он сделал орудием в своих руках и отправил затем на Страшный суд. Не делайте ошибок. Плюньте в лицо тому, кто называет добро злом, а зло – добром. И тому, кто скрывал беззаконие в своей семье, ибо Господь сказал, что грехи отцов падут на детей до третьего и четвертого рода.

Юнис выпрямила спину и отвернулась от тебя. Ты этого даже не заметил.

Пастор Фрай продолжал разглагольствовать еще добрых полчаса, потом прочел молитву и сел. Руперт Джиллис встал, чтобы дирижировать – пришло время петь еще один гимн, но на него мало кто смотрел. Большинство пялились на твою спину, а не на руки тощего школьного учителя.

После песни люди потянулись к выходу, но ты сидел как приклеенный на скамье. Прихожане скопились у выхода, переговариваясь и отряхиваясь от мокрого снега.

Пастор Фрай направился по проходу прямо к тебе. Увидев это, ты поднялся и зашагал к выходу так быстро, что полы твоего воскресного пальто развевались у тебя за спиной. Твой взгляд скользнул по шапочке Юнис, и в нем на мгновение промелькнула грусть. Ты потерял еще одну городскую красавицу. Потом ты увидел меня и сжал губы. Ты наверняка знал, что сегодня я одна тебе сочувствую. Ты растолкал сплетников и вышел на улицу. Остальные вывалили следом и остановились на ступенях.

– Лукас, что с тобой? – окликнул его Браун.

Ты повернулся. Твое лицо было мертвенно-бледным. Даже в церкви мне было слышно, что ты ответил.

– Разве мы рисковали жизнью не за справедливое общество, где вина должна быть доказана? Или мы ничем не лучше тех деспотичных королей, от которых скрылись сюда наши отцы?

Я посмотрела на пастора Фрая, стоявшего на крыльце с тростью в руке. Мы остались в церкви вдвоем. Он обернулся, увидел меня и пошел на кафедру собирать вещи.

Я шла из церкви домой. Дул теплый ветер, ярко светило солнце. Снег стал мокрым и тяжелым, но все равно потребуется несколько дней, чтобы он полностью растаял. Судя по всему, сегодня ночью еще похолодает, и мне придется проснуться в холодной как лед кровати.

Я шлепала по густой снежной каше и, несмотря ни на что, испытывала от этого почти детское удовольствие.

Сегодня утром Марии в церкви не было. Леон сказал, что она неважно себя чувствует. То же самое он сообщил и пастору Фраю. Мне было жалко ее, но в то же время приятно, что Леон признал меня подругой своей жены. Неужели наша совместная чистка снега на нее так подействовала? Она ведь не привыкла к тяжелой работе.

Увидев, что я прохожу мимо твоего дома, Джип бросился ко мне, обнюхал и, встав на задние лапы, стал скрести лапами мои брюки.

Бедный старый пес уже утратил чутье, но привычки живут дольше, чем чувства. Я нагнулась и погладила его.

– Прощти, па-ень, – сказала я, чувствуя себя абсолютно уверенной с глухой собакой, – но у меня нишего с собой нет. – «Н» получается все лучше и лучше! Я почесала ему между ушами, и он зажмурился от удовольствия.

– Хо-оший майчик, – шептала я ему, – хооший майчик.

Солнце было уже высоко, и мой желудок начал урчать от голода. Я в последний раз погладила Джипа и выпрямилась. В окне мелькнуло твое лицо, но я успела заметить, насколько оно было расстроенным.

Бедный Лукас. Никто не захочет иметь дело с соседом, которого публично осудили на церковном собрании. Если бы я могла, я прочла бы тебе книгу о той французской девушке. Какой урок она преподносит тем, кто хочет быть героем. Люди, которых ты спасаешь, никогда не оценят этого. Они сложат костер и будут радоваться, пока ты будешь на нем гореть.

Еще у двери я услышала, как они ругаются. Я задержалась, чтобы послушать.

– Я все равно пойду! – кричал Даррелл. – Почему ты мне не разрешаешь?