12 вечеров с классической музыкой. Как понять и полюбить великие произведения - Юлия Александровна Казанцева

Фунта 2 или 3 превосходнейшей клубники (из апельсинов и клубники будет у нас превосходнейший напиток на белом вине). Заплати за это несколько превосходнейших рублей. Надеюсь, что мы превосходнейшим образом проведем время».

Или вот такие строки, Чайковский – своему другу, архитектору И. Клименко: «Мы хотим сегодня вечером поиграть с Кашкиным в 4 руки, но под непременным условием, чтобы и ты был. Отвечай немедленно, можешь ли ты быть так рано? Я полагаю, часов в восемь. Игра будет у меня.

Как только кончится игра,

Подастся свежая икра,

А к ней очищенная водка

И даже (может быть) селедка».

А вы знали, что Петр Ильич сочинял стихи?

Про селедку – хорошо, но у него есть и про другое, про ландыши например. И хотя мы тут говорим про еду, позволю себе небольшое отступление и помещу еще одно стихотворение Чайковского:

Ах, ландыш, отчего так радуешь ты взоры!

Другие есть цветы, роскошней и пышней,

И ярче краски в них, и веселей узоры, –

Но прелести в них нет таинственной твоей.

В чем тайна чар твоих? Что ты душе вещаешь?

Чем манишь так к себе и сердце веселишь?

Иль радостей былых ты призрак воскрешаешь!

Или блаженство нам грядущее сулишь?

Не знаю. Но меня твое благоуханье,

Как винная струя, и греет, и пьянит,

Как музыка, оно стесняет мне дыханье

И, как огонь любви, питает жар ланит.

Завершая разговор о Чайковском, могу добавить, что он очень уважал яблочную пастилу с чаем. Поэтому предлагаю слушать его «Времена года» за самоваром, закусывая свежайшей яблочной пастилой, чтобы глубже проникнуть в замысел автора.

* * *

И наконец, Сергей Васильевич Рахманинов (1873–1943)

Сергей Васильевич для меня загадка. От него осталось тоже много писем, несколько томов. Но какая гигантская разница между письмами Чайковского и письмами Рахманинова. Петр Ильич пишет все почти как на исповеди – даже неловко иногда становится, как будто подсматриваешь за ним. Сергей Васильевич пишет так, что зачитаешься: какой юмор, какой стиль! Но где душевные переживания? Где откровения? Их в письмах Рахманинова мы не найдем. Про любимую еду – тоже информации мало. Хорошо, что у Рахманинова была прекрасная жена, Наталья Сатина, и от нее нам перепало меню одного из ужинов в доме Рахманинова, уже когда он уехал из России: «телячьи котлеты, плов, жареные помидоры, апельсиновый пудинг, шотландские блинчики. Исключительное пристрастие Рахманинова – жареная картошка с луком. Но больше всего С. В. любил изобилие на столе. Оглядывая выставленные блюда, удовлетворенно говорил: „Фу ты, еды-то пропасть какая!“»

Жареная картошка у меня сначала не вязалась с музыкой Рахманинова. Но если туда добавить лук, то, действительно, вспоминается Третий фортепианный концерт. Попробуйте.

Что послушать

Бах. «Кофейная кантата» https://www.youtube.com/watch?v=B6Loyexw3uk&t=155s»

Гендель. Все клавирные сюиты https://youtu.be/ji6Xx24Oc4s

Гайдн. Все клавирные сонаты https://www.youtube.com/watch?v=3yCFP79P7Gg

Россини. Опера «Севильский цирюльник» https://www.youtube.com/watch?v=8NwKPegV1lE

Глинка. Романсы https://www.youtube.com/watch?v=KGgNR1PMQ-o

Рахманинов. «Симфонические танцы» https://www.youtube.com/watch?v=aejZf3Y75JM

Шостакович о Юдиной. Фантастический очерк

Во введении я уже открыла вам страшную тайну: вообще-то, я пианист. И поэтому мне очень хочется поговорить сейчас о пианистах.

Надо было выбрать одного пианиста для этой книги, и я решила, что это будет Мария Вениаминовна Юдина. Она была легендой уже при жизни: непохожая ни на кого, в вечных черных одеждах. Открыто носила крестик и ходила в церковь. Была любимой пианисткой Сталина (так ли это, сейчас узнаем), читала «на бис» со сцены запрещенные стихи Пастернака. Помогала всем: раздавала деньги, отправляла посылки в лагеря, помогала семьям репрессированных и, казалось, вообще ничего в этой жизни не боялась.

Играла она все тоже по-своему. Какие-то интерпретации Юдиной могут восхищать, какие-то – обескураживать, но равнодушной она не оставляет никого.

Глава о ней получилась немного провокационной. Кто-то может сказать, что у меня ничего святого нет, кто-то – что это смело. Потому что рассказ пойдет от имени Дмитрия Дмитриевича Шостаковича.

Друзья, мы с вами не на лекции, и экзамены сдавать не надо. Поэтому я позволила себе такую свободу – сама Мария Вениаминовна на нее и вдохновила, надо сказать. Моих фантазий в этой главе минимум: 90 процентов текста – это материалы из писем, воспоминаний и документов.

Почему рассказ от лица Шостаковича? Потому что они вместе учились в консерватории, всю жизнь потом общались, он о ней писал, вспоминал, и некоторые истории известны именно со слов Дмитрия Дмитриевича.

Итак, фантазия под названием…

Шостакович о Юдиной

Я очень хорошо знал Марию Вениаминовну Юдину – мы с ней вместе учились в Петроградской консерватории. Она была старше меня на семь лет.

Мы оба поступили в консерваторию довольно рано: она в тринадцать лет, в 1912 году, а я – в 1919 году, и тоже в тринадцаь лет. И все равно мы занимались в одном классе у замечательного профессора Леонида Владимировича Николаева.

Юдина всегда вела на удивление бурную жизнь: она ведь не только фортепианный факультет посещала. Она занималась дирижированием, ударными инструментами, хотя дипломов по этим специальностям не получила. Но такие условности никогда ее не интересовали: «Приехала в Петроград и начинаю жизнь для искусства», – так она говорила.

Круг ее интересов просто поражал! Хотя главным занятием всегда оставалась музыка, Юдина очень серьезно занималась философией – уже в те годы, в семнадцать лет: ходила на лекции в Петроградский университет, читала Августина Блаженного, Лейбница, Спинозу, Канта, Шопенгауэра. Вы можете представить себе сейчас такую девушку, которая читает метафизику Древней Греции вместо любовных романов? А она посещала публичную библиотеку и просиживала там часами над этими книгами…

Юдина была одним из моих кумиров. Когда я играл, то старался ей во всем подражать. Много позже я понял, что надо было не отдельные ее приемы копировать, а учиться чему-то более общему, масштабному. Мы с ней много в те годы общались – наш профессор Николаев часто опаздывал: назначит занятие на 11 часов, а приходит часа в три. Ученики по большей части разбегались, а мы с Марией Вениаминовной были наиболее упорные: наберем в библиотеке нот и читаем с листа, ждем Николаева. Свою Вторую фортепианную сонату я посвятил памяти нашего учителя, и Юдина эту сонату неоднократно играла.

Вместе с нами учился тогда и будущий знаменитейший пианист Владимир Софроницкий. Юдина и Софроницкий были антиподами во всем – и, как правило, играли всегда разные произведения. Тем интереснее проходили выпускные экзамены: оказалось, что в