Училка и мажор - Маша Малиновская

Василина сидит за столом и рыдает, положив голову на руки. Вот так прям, аж задыхаясь и всхлипывая.

— И что случилось? — останавливаюсь рядом и прикасаюсь к её плечу.

Она вскидывает резко голову, дёргает плечом, сбрасывая мою руку.. Лицо красное, тушь по щекам, глаза сверкают яростью.

— Ну ты и козлина, Бамблби! — вскакивает и обеими ладонями бьёт меня по груди.

Нихрена себе.

— Ты… ты… — задыхается в рыданиях, ставя меня в полнейший тупик. — Ненавижу!

Дважды нихрена себе.

Так, пора кончать с этим.

Хватаю её за локти и хорошо встряхиваю, чтобы прекратила истерику.

— Василина, блядь! — говорю достаточно громко, чтобы она услышала. — На меня смотри!

Она вдруг испуганно съёживается, но рыдать перестаёт. Смотрит широко распахнутыми глазами.

— А теперь по порядку: что случилось? — говорю с расстановкой. — Чётко. По пунктам. Я жду!

Василина

Утренний кофе уже успевает остыть, пока я наношу макияж.

— Вау, Вася! — восторгается Лика, всматриваясь, чем смущает меня. — Тебе удивительно идут эти зелёные тени! Взгляд какой-то особенный становится. Да он и сам по себе горит.

Она подмигивает, а я отворачиваюсь снова к зеркалу и беру тушь.

Мы с Ликой не обсуждаем мои отношения с Семёном, хотя она, похоже, в курсе. Но с расспросами не лезет, и я ей очень благодарна за это.

Подвожу стрелки чуть длиннее, чем обычно. Хочется выглядеть красивее, смелее. Ему под стать. Быть ярче, эффектнее.

Достаю из гардероба тёмно-зелёные узкие брюки и золотистую блузку навыпуск. Мне нравится, как они сидят. У меня не сильно выражена талия, как у Карины, например, но ноги длинные и стройные. А в этих брюках они смотрятся вообще классно. Ничего вызывающего, даже стрелки есть, но отражение в зеркале меня саму очень радует.

Собрав волосы в высокий пучок, я всё же пью свой остывший кофе, подвожу губы блеском и, набросив пальто, выхожу на улицу. Погода отличная. Лёгкий морозец и абсолютное отсутствие ветра.

Автобус ждать долго не приходится, и вот уже через сорок минут я подхожу ко входу в университет.

Семён вчера был на соревнованиях. Я волновалась о нём. Всё же, как бы он не соблюдал меры безопасности, скалолазание достаточно опасный спорт. И я не уверена, что Радич скурпулёзно соблюдает все необходимые меры безопасности. Вспомнить только фразу его друга Марка о том, что Семён так и не заменил карабины на оборудовании.

Но сегодня я увижу его на паре, и это приводит в волнении. Как же сложно мне не подавать виду! Ещё сложнее выслушивать его ответы по предмету, задавать вопросы. Но я стараюсь.

— Доброе утро, Василина Адамовна, — слышу сбоку.

Студенты. Парни. Кажется, второй курс. Стоят вчетвером и смотрят в экран одного смартфона. Улыбаются как-то сильно слащаво и осматривают меня слишком внимательно.

Я киваю и здороваюсь в ответ, но внутри поселяется какое-то неприятное чувство. Отмахиваюсь от него, но оно всё же остаётся.

Я прохожу турникеты, показав пропуск охране, пересекаю холл. Может мне кажется, но то одна группа студентов, то другая из разных сторон холла поглядывают на меня, переговариваются тихо, хихикают.

Может, это моё восприятие? Потому что я замешана в неприемлемых для университета отношениях, потому и начинаю подтягивать не относящиеся друг к другу факты.

Но когда один из студентов “случайно” странно цепляет меня на лестнице, как бы невзначай проведя ладонью по бедру, у меня закрадывается очень тревожное ощущение, что всё это таки имеет основания.

И от предположения о том, откуда эти основания взялись, в ногах появляется слабость, а сердцебиение замедляется.

— Классные сиськи, — слышу негромкий выкрик из толпы студентов чуть дальше по коридору.

Ни понять, кто ляпнул, ни разбираться с этим у меня сил нет. Да и смысл?

Не оборачиваясь, я продолжаю идти к своей аудитории. Автоматически переставляю ставшие свинцовыми ноги. Будто голая иду. Хочется сорваться на бег, закрыться, замуроваться и сжаться в комок.

Подбородок дрожит, и я крепко сжимаю зубы. Дышать нечем.

— А мне фотку пришлёшь? — снова слышится из той группки, пока я судорожно пытаюсь попасть ключом в замочную скважину.

Вхожу в аудиторию и захлопываю за собой дверь. В рёбрах сдавливает, горло пережимает будто. Я обхватываю себя руками и оседаю на пол, прикрыв глаза.

Как же ты мог, мать твою?

Всё-таки поиграл. Позабавился, а потом слил это дружкам. И даже нет, не дружкам — всем. Наверное, есть же какие-то группы и чаты студенческие.

По телу пробегает дрожь, когда я представляю, что он мог рассказать. Боль становится такой осязаемой, что меня начинает тошнить.

Вскарабкиваюсь на ноги и стремглав несусь в препараторску, где меня выворачивает теми несколькими глотками кофе, выпитыми с утра.

На лбу выступает холодный пот, руки дрожат, координация ни к чёрту.

И самое страшное, что это удар не только по репутации, которой я очень дорожу. Это удар по моим чувствам. Я ведь только-только призналась себе, что влюбилась.

В засранца. В говнюка. В разнузданного мажора, для которого вся жизнь — игра. Такая же, как и те, что он тестирует для игровых компаний. Переступил через труп и пошёл дальше, как ни в чём не бывало.

Кое-как мне удаётся привести себя в норму. Хотя бы на время, пока не окажусь дома и не смогу вдоволь нарыдаться и понять, что мне делать дальше.

На пару приходят студенты. Тоже четвёртый курс. Работать сложно, я чувствую, что я затягиваю гайки, что меня срывает. Это ужасно, ведь я не должна смешивать работу и личное.

Но выключить это жгучее чувство внутри не выходит. Рана пульсирует, обескровливая меня с каждой секундой. Сверху ещё и чувством вины начинает накрывать.

Внутреннее “я же говорила!” бьёт пощёчину за пощёчиной.

— Василина Адамовна, — в конце пары в аудиторию заглядывает секретарь деканата. — Вас вызывает декан. Это срочно, зайдите, пожалуйста, в перерыве между парами.

— Хорошо, — киваю, а у самой внутри всё обрывается.

Было бы глупо надеяться, что руководство не узнает. Меня ждёт взбучка, наверное, дисциплинарное и, конечно же, увольнение.

Возвращение в Волгоград, выплата кредита, на который я понятия не имею, как теперь буду зарабатывать. Меня ведь совершенно точно ждёт “волчий билет”.

А ещё мне предстоит собрать осколки от органа, когда-то являвшимся моим сердцем.

Прекрасно, Василина, это очень светлое будущее.