Двоедушник - Рута Шейл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но ты не можешь. Ладно. Сам потом…
Тогда хотя бы руку вот сюда. Да, сюда. Спасибо. Лучше. Так почти не больно.
А Дашка, она… Себя продавала. В институт не поступила, родителям боялась признаться. Возвращаться не хотела в свою Едьму – не прикалываюсь, правда такое название.
Вот и зарабатывала. Долго не решалась мне сказать. А когда сказала, я ее предал.
До сих пор иногда разыскать тянет. Зря я так, наверное. Нужно было по-другому. Погорячился…
Ник, ты чего, обиделась, что ли? Ладно тебе, не уходи! Не уходи, пожалуйста, я обещаю больше о ней не рассказывать. Ник, останься. Не бросай меня здесь. Ник, Ника-а…
У меня, кроме тебя, никого нет.
– Вы меня не подождете? Нужно будет вернуться обратно.
– Долго? – Молодой, похожий на гопника таксист выглядел недовольным.
– Полчаса! – выдохнула Ника и растопырила пальцы: – Пять! Заплачу пять тысяч. Только дождитесь.
Неохотно кивнул. Она вышла, и черная «десятка» с треснутой фарой задним ходом откатилась на парковку под мост. Ника постаралась запомнить место.
Запустила пальцы в волосы, втянула голову в плечи и медленно побрела через дорогу с видом полного отчаянья.
Разве здесь вообще можно кого-нибудь найти?
Клуб выглядел безжизненным. Ни прожекторов, протыкающих лучами небо. Ни грохота музыки. Ни машин у входа. Выходной, наверное.
Неоновая вывеска, правда, сияла. Пафосно и неуместно.
VOLUCRIS. Только сейчас Ника поняла, что Ксюша косыми буквами на удивление точно изобразила шрифт.
Ксюша…
Ника с ненавистью посмотрела на здание.
Позади – абсолютно черный склон холма. Даже деревьев не различить. И еще эти здоровенные штуковины бывшего элеватора. Внутри что угодно можно спрятать – никто никогда не найдет.
Или кого угодно…
То и дело спотыкаясь о крупный гравий, Ника обошла громадину мукомольного цеха. Запрокинув голову, посмотрела на пристройку элеватора, пересчитала редкие узкие окна. Прошлой зимой отсюда сбросились две школьницы. Взобрались на самый верх по пожарной лестнице и спрыгнули, взявшись за руки. Ника не могла понять, насколько невыносимой должна быть жизнь, чтобы на такое решиться. Здесь даже внизу стоять страшно. Темно, безлюдно. Брошенное здание загораживает собою небо. Люди хоронят людей, но никто не догадался хоронить дома. Может, поэтому они, мертвые, мстят нам, живым?
Ника стряхнула накатившее оцепенение и побрела туда, где заметила свет, – к небольшой двухэтажной постройке за «мукомолкой». Едва ли младше своего соседа, оно, тем не менее, могло похвастаться новенькими пластиковыми окнами и дверью с кодовым замком.
Повезло – кто-то тусовался на улице. Дымил. Любовался видом.
Выбора не было. Ника подошла, хоть и боялась до ощущения пустоты в животе.
Пока мялась и подбирала слова, мужчина заговорил первым.
– Потеряла кого?
– Да, – ответила она и приблизилась смелее. Вроде бы нормальный дядька. С криком не набрасывается. – Своего друга. Он собирался в клуб, но не вернулся.
– Так нет никого, сама видишь. Закрыты сегодня. Хотя один какой-то бродил тут.
– Как он выглядел? – заволновалась Ника.
– Да в темноте-то не разберешь. Только в клуб он не пошел. Вон там, на пятачке покрутился, а потом развернулся, через ворота махнул – и в развалины. – Мужчина мотнул головой в сторону старого завода. – И птицы за ним.
– Птицы?
– Целая стая. Вроде ворон. Жирные. Ор подняли. Я еще подумал: вроде как за парнем гонятся. Хотя вороны на людей не охотятся… Это совсем недавно было. Может, он до сих пор еще там.
– Спасибо, – кивнула Ника и собралась было бежать.
– Стой! – окрикнул ее дядька. – Не одна ж полезешь? Сейчас за фонариком схожу, контору закрою, и вместе поищем твоего приятеля. Да не бойся ты, не обижу. – Бояться, очевидно, было поздно. – Я тут ночным сторожем. Дочка у меня твоего возраста. Школу заканчивает.
– Я уже в институте, – робко улыбнулась Ника.
– Тем более. Ученая, значит. Жди давай.
Дружелюбный сторож скрылся из виду совсем ненадолго. Вернулся с фонарем и связкой ключей. Скомандовал:
– За мной! – И направился к воротам.
Какое счастье, что не придется идти туда в одиночку.
– Звать-то как? – С этими словами мужчина отпер замок и откатил в сторону железную воротину. На створке еще сохранился кованый крест, изображающий крылья мельницы, и ржавые колосья пшеницы.
– Ника.
– Может, хоть ты мне объяснишь, Ника-земляника…
По пустующему цеху гулял ветер. Внутри оказалось полным-полно узких путей-коридоров между кирпичными колоннами. Под потолком ветвилась целая система толстых коленистых труб.
Луч фонаря рыскал по стенам и полу. Никин провожатый шагал вперед и без остановки говорил спокойным размеренным голосом. Должно быть, поэтому она не бросилась метаться, как угорелая, а так же спокойно шла следом. И волевым усилием вдумывалась в его слова, а не в то, какая находка их ожидает.
– И чего вас, молодых, на приключения-то тянет? – неспешно вещал охранник. – Вот и мой старший оболтус туда же. Зацепингом увлекся. Знаешь, что за штука? На электричках они катаются. К вагонам цепляются и висят там, как груши на ветках в урожайный год. А поезд едет… я как узнал – ремнем отходил по первое число, не посмотрел, что лоб великовозрастный. Какого черта тебе, говорю, спокойно-то не живется? Мать, отец – люди как люди. Работать не хочешь? Даст Бог, прокормим, пока живы. Компьютер новый? На тебе. Телефон – тоже на. В долги залезли. Купили, какой нравится. А он вон что удумал. Жить ему скучно стало… Твои-то, небось, тоже волнуются?
Словно в подтверждение в кармане под ладонью Ники вздрогнул телефон. Достав его, прочитала: «Где ты?» Следом тут же пришло еще одно сообщение: «Антон, конечно, хороший мальчик, но вы еще слишком мало знакомы, чтобы у него ночевать».
Ох, мама-мама…
После того как обошли первый этаж, поднялись на второй.
– Мама волнуется, – наконец призналась она честно.
– А тебе ее и не жаль вовсе. Потому что кажется, что ты будешь жить вечно. И ничего с тобой не случится. С кем угодно, только не с тобой. Подумаешь – мамка. Что с ней станет. Поплачет и переживет. Приятель-то важнее. Правильно говорю?
– Я очень люблю свою маму, – запротестовала Ника.
– А раз любишь, так и бросай это дело. По развалинам шастать. И другу своему скажи. А то оба доищетесь приключений. Только поздно будет.
Лишь бы уже не стало.