Генеральская правда. 1941-1945 - Юрий Рубцов

Свидетелем такой картины становился очень узкий круг посвященных лиц, народ же и армия под воздействием массированной пропаганды видели в Верховном Главнокомандующем фигуру не только безгрешную, но и великую во всех отношениях. Культ личности Сталина в годы войны укрепился неимоверно.

Здесь уместно поговорить о его отношении к славе, к собственным наградам. Безусловно, «звездоманией», подобно его преемникам на посту лидера партии, он заражен не был, став обладателем званий Героя Советского Союза, Героя Социалистического Труда и нескольких орденов. Негусто, учитывая беспредельные возможности вождя в этом отношении.

В литературе встречаются упоминания о том, что Сталин, например, выразил острое недовольство фактом его повторного награждения орденом «Победа» и отказался от церемонии вручения. И действительно, хотя указ Президиума Верховного Совета СССР датирован 26 июня 1945 г., вождь получил орден, по сведениям наградного отдела Администрации Президента РФ, лишь 28 апреля 1950 г. В тот же день Н.М. Шверник вручил владельцу медаль «Золотая Звезда» Героя Советского Союза и два ордена Ленина, которых Сталин был удостоен ранее.

Но о скромности ли свидетельствуют эти факты? Слабо верится, учитывая ту отмеченную многими страсть, с какой Сталин стремился обрести репутацию великого полководца, равного которому не было в нашей стране, если не во всем мире. Он не случайно в 1944 г. отказался от оправдавшей себя практики координации действий групп фронтов, а успешно осуществлявших эту функцию Жукова и Василевского поставил во главе конкретных фронтов. Война шла к победному завершению, и Верховный явно не собирался делить славу с кем-либо из подчиненных.

О том же, на наш взгляд, свидетельствует и учреждение специально для него воинского звания Генералиссимус Советского Союза, звания, исключительно редкого в любой армии[123]. К слову, произошло это 26 июня 1945 г., то есть в тот же день, когда вышел указ о награждении вождя вторым орденом «Победа», вызвавший столь острое его недовольство. Но от звания Генералиссимус, в отличие от ордена, который как бы уравнивал его с другими маршалами, Сталин и не подумал отказываться, ибо оно, наоборот, зримо отделяло его от всех остальных.

Считая себя вправе произвольно решать, как распорядиться судьбой того или иного военачальника, вождь лишь перед единицами из них испытывал нечто похожее на чувство вины за нанесенные в прошлом обиды. Так, согласившись на арест К.А. Мерецкова, позднее, по его освобождении, относился к нему с подчеркнутой симпатией, словно пытался загладить свою вину.

По этому поводу адмирал Н.Г. Кузнецов высказывался следующим образом: «Отношение к людям у него было, как к шахматным фигурам и преимущественно пешкам. Он мог убрать любую фигуру с шахматной доски и поставить ее вновь, если игра требовала этого. В таких случаях он не был даже злопамятен, и репрессия, пронесшаяся над человеком по его же приказу, не служила препятствием для полного доверия к нему в последующем»[124].

Сталинскую поддержку ощущали те выдвиженцы, кто смог оправдать доверие, — К.К. Рокоссовский, Л.А. Говоров, А.И. Еременко, И.Д. Черняховский, П.С. Рыбалко, П.А. Ротмистров, К.С. Москаленко, другие талантливые военачальники. «На протяжении войны я неизменно чувствовал его внимание, сказал бы, даже чрезмерную заботу, как мне казалось, далеко мной не заслуженные», — говорил в беседе с журналистом В.М. Песковым маршал Василевский.

В то же время, как писал маршал Жуков, чем ближе был конец войны, тем больше Сталин интриговал между маршалами. В записках «Коротко о Сталине», не вошедших в текст его мемуаров, Георгий Константинович задавался вопросом: «Зачем это нужно было Сталину? Сейчас я думаю, что все это делалось умышленно, с целью разобщения дружного коллектива высшего командования Вооруженных Сил, которого без всяких оснований и только лишь по клеветническим наговорам Берии и Абакумова он стал бояться»[125].

Не отрицал правоты такого наблюдения и маршал И.С. Конев, что подтвердила, в частности, Берлинская операция, где по воле Верховного между командующими 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами возникло самое настоящее соревнование, обернувшееся перемешиванием войск и лишними потерями.

В Сталине причудливо совмещались, казалось бы, диаметрально противоположные черты: всемерное радение о величии Советского Союза — и самонадеянность, поставившая страну на грань национальной катастрофы; внимание к кадрам — и редкая жестокость к людям-«винтикам»; стратегический ум — и мелкое тщеславие, стремление к еще одному пышному титулу вроде «величайшего полководца всех времен и народов». Об этой двойственной природе сталинской натуры, к глубокому сожалению, забывают те, кто и сегодня уверяет соотечественников, будто без вождя-диктатора наш народ был обречен на поражение в Великой Отечественной войне. Однако своим личным триумфом он обязан народу, по крайней мере, ничуть не меньше, чем народ ему.

От времен царствования Павла I осталось в анналах отечественной истории предание о том, как во время парада гвардии на Царицыном лугу император, разгневавшись на Измайловский полк, приказал:

— Направо кругом — в Сибирь шагом марш!..

И полк в полном составе двинулся на восток. Павел пришел в равновесие лишь тогда, когда гвардейцы достигли Новгорода, откуда их и вернули.

Документального подтверждения этого происшествия нет, скорее всего, это исторический анекдот. Но вот то, что произошло в РККА в 1944 г. с 214-м кавалерийским полком, — самая что ни на есть реальная история. Тогда полк в полном составе был переведен в разряд штрафных. Даже для суровой обстановки Великой Отечественной войны это был уникальный, единственный в своем роде случай.

История штрафных частей в Красной Армии началась с приказа наркома обороны СССР И.В. Сталина № 227 от 28 июля 1942 г., неофициально называемом «Ни шагу назад!». Их создание (впервые после Гражданской войны) стало ответом политического режима на сложившуюся летом 1942 г. катастрофическую обстановку на южном фланге советско-германского фронта. Нанеся Красной Армии зимой — весной 1942 г. крупные поражения в районе Любани, под Харьковом и в Крыму, вермахт к середине июля прорвал стратегический фронт на глубину до 400 км и развернул наступление в большой излучине Дона на Сталинград и Кавказ.

В крайне неблагоприятном развитии событий проявилось недостаточное умение высшего командного звена Советских Вооруженных сил предвидеть действия противника, управлять большими массами живой силы, бронетанковой техники и другими средствами боя. Но поражения во многом были обусловлены и ярко выраженным оборонительным синдромом.