Смерть по высшим расценкам - Анатолий Ромов

— Откуда в Штатах?

— Я из Никарагуа, сэр.

— У вас в гостинице работает такой Альварес?

— Альварес? — Рамон потер шею. — Альварес, Альварес… Да, кажется, есть такой.

— Кем он работает?

— Он работает наверху.

— Наверху?

— Да. Я говорю «наверху», потому что хочу сказать, что он не имеет отношения к ресторану, кухне и рум-сервису. Этот Альварес, Оскаро Альварес, так его зовут, занимается в гостинице спортивной частью. Шейпингом, обучением плаванию, массажем.

— Вы хорошо его знаете?

— Сэр, извините, нет. Я работаю в рум-сервисе, а он отвечает за спортивную форму клиентов. Это разные участки.

— Понятно. Слушайте, Рамон, вы хотите заработать? Рамон покосился на стоящие на тележке тарелки, накрытые крышками.

— Сэр, конечно, я хотел бы заработать. А что надо делать?

— Вы сначала сядьте.

— Хорошо. — Рамон сел в кресло. — Я сел, сэр.

— Отлично. — Павел сел напротив. — Скажите, когда к гостинице подходит хлебный фургон?

— Хлебный фургон? О, сэр… — Рамон помедлил. — Обычно хлебный фургон подходит в пять утра.

— То есть он подойдет примерно через два с половиной часа?

— Да, сэр. — Рамон посмотрел на часы. — Сейчас двадцать минут третьего, он подойдет через два с половиной часа.

— Он ведь подходит к рабочему входу в ресторан?

— Да, сэр, совершенно верно. Он подходит к рабочему входу в ресторан.

— Кто его разгружает?

— Его разгружает кто-то из подсобных рабочих кухни.

— Вы их знаете?

— Конечно, сэр. Они все мои друзья.

— Кто сейчас будет его разгружать?

— Сейчас его будет разгружать Мануэль. Я его хорошо знаю.

— Может, вы знаете и водителя хлебного фургона?

— Конечно, сэр. На хлебном фургоне по очереди работают Джерри и Марк, я знаю и того и другого. Сегодня, кажется, должен приехать Марк. А что нужно-то, сэр?

Павел похлопал рассыльного по плечу:

— Рамон, у меня сложная семейная ситуация.

— Сложная семейная ситуация?

— Да. У меня очень ревнивая жена. А я… Ну, вы понимаете. Вы ведь мужчина.

Некоторое время Рамон напряженно вглядывался в Павла. Наконец его лицо расплылось в улыбке.

— Сэр… Конечно, я все понимаю. Ревнивая жена — это общая беда.

— Рамон, я рад, что вы меня поняли.

— Я вас понял, сэр.

— Вы должны мне помочь.

— Сэр… Конечно, я помогу вам. Что надо сделать?

— Моей жене, если она меня приревнует к кому-то, ничего не стоит прилететь из другого города и найти меня здесь. Ей ничего не стоит также просидеть всю ночь в машине, чтобы подкараулить меня, когда я выйду из гостиницы. А я не хотел бы, чтобы она видела, как я выхожу из этой гостиницы. Вы меня понимаете?

— Конечно, сэр.

— Мне кажется, если я залезу под стол вашей тележки и вы накроете меня с двух сторон скатертью, меня видно не будет?

— Вас? — Рамон осмотрел тележку. — Нет, вас не будет видно.

— Отлично. Вот вам сто долларов для вас и еще сто долларов, чтобы вы смогли договориться с Мануэлем и Марком. — Отсчитав деньги, Павел протянул их Району. — Около пяти утра, когда приедет хлебный фургон, вы с тележкой, на которую поставите для вида кофе и сэндвич, появитесь в моем номере. Я залезу под тележку, вы закроете меня с двух сторон скатертью и отвезете к хлебному фургону. Когда я перейду в него, вы получите еще сто долларов. Все поняли?

— О, сэр… — Рамон спрятал деньги. — Конечно, я все понял.

— Сейчас скажите в рум-сервисе, что я попросил вас ровно в полпятого принести мне кофе и сэндвич, и в полпятого привезите все это на тележке. Только обязательно договоритесь с водителем фургона, чтобы с его стороны не было претензий. Куда он обычно едет, когда разгрузится?

— На свой склад, на Флаглер-стрит.

— Попросите его остановить машину между гостиницей и складом, на любой улице. Когда остановится, пусть постучит в стену фургона, чтобы я знал.

— Хорошо, сэр.

Ровно в полпятого Павла, задремавшего в кресле, разбудил стук в дверь. Подойдя к двери с пистолетом на изготовку, он спросил:

— Кто там?

— Сэр, это я, посыльный Рамон Пенья.

— Да? — Павел прислушался. — Рамон, вы один?

— Да, сэр, я один.

Тишина за дверью говорила о том, что посыльный действительно один. Прикрыв пистолет полой куртки, Павел открыл дверь; стоящий за ней Рамон, улыбнувшись, вкатил тележку.

— Сэр, все в порядке. Но надо торопиться, фургон уже подъехал.

Под тележку Павлу удалось залезть не сразу — пространство оказалось меньшим, чем он предполагал, но он кое-как втиснулся в узкий проем. Два конца скатерти, опущенные посыльным с двух сторон, скрыли его от посторонних глаз. Он слышал, как Рамон, подкатив тележку к двери номера, открыл ее и как затем, выкатив тележку в коридор, закрыл. Затем тележка, прокатившись по коридору, остановилась, он услышал, как открывается дверь лифта, ощутил, как посыльный вкатывает тележку в лифт. Двери лифта закрылись, кабина пошла вниз.

Когда лифт остановился и Рамон вывез тележку из кабины, Павел на всякий случай нащупал рукоятку пистолета, спрятанного в кобуре под мышкой.

Тележка остановилась, он услышал шепот посыльного:

— Сэр, все в порядке. Только учтите, там в фургоне полки, в которые закладывают ящики с хлебом. Вам придется как-то разместиться между полками. Как только я остановлю тележку, сразу переходите в кузов. Там пока никого нет.

Тележка, чуть развернувшись, остановилась. Голос Района сказал:

— Все, сэр, перелезайте. Фургон от вас слева.

Отогнув скатерть, Павел увидел установленные в кузове пустые решетчатые полки, открытую дверь фургона и стоящего рядом с ней посыльного. Протянув стодолларовую купюру, проскользнул в фургон. Дверца закрылась, его окружила темнота.

Заработал мотор, фургон тронулся. Через пару минут, ощутив по ходу фургона, что они едут по брусчатке, понял: они в городе.

Фургон остановился, из кабины в стенку постучали три раза.

Осторожно нащупал в темноте дверную створку, приоткрыл ее. В дверном просвете была видна узкая пустая улица. Если не считать приглушенного урчания мотора, вокруг не было слышно ни звука.

Он открыл дверцу, спрыгнул на мостовую, с силой захлопнул дверцу, и фургон тут же уехал.

Спрятав пистолет в кобуру, прошел один квартал. Чуть поодаль виднелась густая поросль деревьев, в просвете между домами угадывалась набережная реки. Три улицы сходились в одной точке, образуя небольшую площадь со сквером треугольной формы; одна из этих улиц, судя по указателю на столбе, была Юго-Западной Восьмой авеню.