Утраченное Просвещение. Золотой век Центральной Азии от арабского завоевания до времен Тамерлана - Стивен Фредерик Старр

Когда в III веке возникло персидское государство Сасанидов, оно приняло зороастризм в качестве государственной религии, поставив его под контроль группы жрецов. Священнослужители приступили к кодификации и систематизации зороастрийских текстов, что придавало вере формализма и последовательности. «Народный» зороастризм региона начал приходить в упадок – и это освободило место для других религий, которые вскоре распространились по всей Центральной Азии[209].

В III веке странствующий проповедник и маг возвел дуализм зороастризма в ранг основной драмы человеческого существования. Мани (216–274)[210] родом из Западной Персии соединил идеи зороастризма и христианства. Он побывал в Индии, где, согласно центральноазиатскому ученому XI века, узнал о доктрине метемпсихоза (переселение душ) и включил ее в собственное учение[211]. Шесть его книг, в настоящее время утраченные, были настолько интересны, что Августин из африканского города Гиппона прочел их и поверил Мани. Только позднее он вернулся к правоверному христианству и провел работу, в результате которой был канонизирован церковью.

Последователи Мани, так называемые манихеи, вскоре прошли по торговым путям в Центральную Азию, в Восточный Туркестан (Синьцзян) и за его пределы[212]. Во всех крупных городах они создали общины и поручили их образованным людям, которые собирали вокруг себя обычных верующих и интеллектуалов[213]. Как и Зороастр, манихеи призывали людей к борьбе за Свет. Как и позже мусульманские суфии, последователи Мани верили, что представители знати могли очистить себя посредством аскетической жизни, покаяния и религиозных песнопений[214]. Как и зороастрийцы, манихеи записывали свое учение и гимны, а проповедники вскоре начали активно переводить эти тексты (а вместе с ними – философские сказки и басни) на различные языки Центральной Азии. Манихейские общины, которые возникли на всем протяжении торговых путей в Китай и Индию, служили своего рода конвейерной лентой для передачи культурных ценностей как с Запада на Восток, так и с Востока на Запад[215]. К IV веку манихейство имело значительное число последователей во всех основных городах Центральной Азии, и в течение еще нескольких столетий оно распространилось по всему Восточному Туркестану и даже достигло уйгуров Монголии.

Кочевые народы – как тюркские, так и персидские – практиковали собственную религию, главным принципом которой было то, что судьба человека определяется вездесущим небосводом. Современные ученые назвали эту религию «тенгрианством» по имени верховного небесного божества тюрков Тенгри. Такая повсеместная сакрализация природы не требовала никаких догм и была неуязвимой для противоречий, которые рождались из письменных доктрин. Это позволяло кочевникам легко «маневрировать» между более формальными религиями, но в то же время создало благодатную почву для принятия новых, более систематизированных верований. Уже с ранних времен тюрки показали себя весьма открытыми для других религий, особенно манихейства и христианства.

Зороастризм оказал значительное влияние на самые распространенные в наши дни религии, что свидетельствует о том, что Центральная Азия являлась полноценной и независимой цивилизацией, а не только перекрестком культур других народов. Но нельзя сказать, что регион был неподвластен религиозным идеям из других стран. Наоборот, три величайшие религии и философские традиции укоренились и процветали в Центральной Азии: индийский буддизм, почитание греческих богов и христианство из Восточного Средиземноморья.

Только одна из них – греческая – пришла в Центральную Азию в результате завоевания. Все три религии, включая почитание греческих богов, были занесены в регион торговцами, идущими с караванами, которые зачастую выступали в роли проповедников[216]. Не менее важным, о чем часто забывают, является тот факт, все три системы исповедовались переселенцами из Индии, Греции или Сирии, которые прибыли в Центральную Азию со всех сторон света, принеся собственные религиозные верования.

Многие жители Центральной Азии совершенно не чувствовали угрозы от изначально чужеродных идей – наоборот, он ими активно интересовались. В примечательную эпоху, предшествующую арабскому вторжению, три эти религии наряду с манихейством, зороастризмом и тенгрианством нашли активных последователей в Центральной Азии. Имелось ли в каком-либо другом регионе на земле такое религиозное разнообразие? Однако такая множественность не привела к появлению отдельных религиозных районов. Даже внутри одной этнической или территориальной группы можно было найти приверженцев различных вер. Среди согдийцев, например, встречались и манихеи, и христиане, и буддисты, и почитатели традиционных местных божеств[217]. В большинстве случаев эти разнообразные религиозные системы и культы сосуществовали без каких-либо конфликтов.

Нет никаких сомнений в том, что эта плюралистическая атмосфера способствовала постоянному обмену идеями и практиками. Историкам известны многочисленные примеры религиозного сосуществования. Многие люди чувствовали, что в основе всех вероисповеданий лежит поиск истины, и пришли к выводу, что каждая система верований предлагала задуматься над тем, что формирует судьбу человека. В чем состоит природа Добра и Зла? Что такое праведная жизнь? Откуда произошла и как закончит существование Вселенная? Процесс сравнения и оценки ответов, которые дают на эти вопросы разные религии, придал интеллектуальной жизни Центральной Азии в доисламскую эру глубины, серьезности и открытости, что позднее нашло свое выражение в эпоху Просвещения.