Дезертир - Андрей Валентинов

– «Черны грехи мои, но злато облаченья меня слепит и гонит прочь сомненья», – кивнул д'Энваль. – Монолог кардинала Лотарингского. «Карл IX», акт первый. Сочинение гражданина Мари Шенье.[25]Из-за этого все и случилось…

Я вопросительно поглядел на него. Молодой человек пожал плечами:

– Неужели не слыхали? Четыре года назад гражданин Шенье представил эту пьесу в Королевский театр. Смею заметить, пьеса слабая, и часть актеров отказалась играть. Тогда гражданин Тальма обвинил их в измене народу и Революции. Этих бедняг назвали «черной эскадрой»…

– Да, помню…

Я ничего не знал об истории с пьесой Шенье, но о «черной эскадре» упомянул бедняга Вильбоа. «Черная эскадра», брошенная в тюрьму Маделонет…

– Гражданин Тальма добился постановки и доказал свой истинный патриотизм. О-о, сей гражданин – настоящий патриот!..

Теперь, когда речь не шла о Духе Перемен и о ненайденных «Илиадах», гражданин д'Энваль разговаривал почти как обычный человек. Симпатичный парень, начитавшийся какой-то ерунды…

– Говорят, именно Шенье и Тальма потребовали от Конвента арестовать этих бедняг, – тихо проговорил индеец. – Не знаю… Я знаком с Шенье, он и его брат – очень честные люди, но Мари мнит себя новым Корнелем… Ну а Тальма… Бог ему судья!

Мы расстались, и я долго бродил по набережной, бездумно глядя на спокойную речную гладь, по которой неслышно скользили низкобортные черные баржи. Возвращаться в гостиницу под неусыпный надзор мадам Вязальщицы не тянуло. Впрочем, достойная гражданка, скорее всего, еще не вернулась с площади Революции, куда привезли очередную «связку». Людей считают «связками» – аристократов, лионских горожан, крестьян Вандеи, актеров Королевского театра… Что я мог сделать? Пока был жив, я пытался…

Холодный ветер внезапно ударил в лицо. Я остановился, посмотрел вверх на голубое безоблачное небо и горько усмехнулся. Обман! И тут обман! Неверная лазурь скрывает истинное Небо – серую неровную твердь, куда мне не было доступа…

Оставалось найти ближайшую книжную лавку, купить патриотическую пьесу гражданина Шенье и разобраться с цифрами на пергаментной бумаге. Да, это надо было сделать, но что-то не давало покоя, как тогда, после встречи с несчастным Шарлем Вильбоа.

Я медленно шел по набережной и перебирал события последних дней. Нет, ничего особенного не произошло. Правда, беспокоило молчание моих добрых «друзей» Амару и Вадье. Да и с де Батцем следовало что-то придумать… Но не это смущало. В конце концов, не поздно исчезнуть, вписать новое имя в пустом бланке гражданского свидетельства…

Я горько усмехнулся. Одно фальшивое имя вместо другого!.. Нет, не это главное. Главным были слова старой монахини, которые все эти дни не давали покоя. Сестра Тереза поняла, что со мною что-то не так. Через ее руки прошли тысячи больных, ее трудно, невозможно обмануть. «Вам надо к врачу, сын мой!» Она поняла, что я болен. Болен – но не мертв!

Я вновь остановился, почувствовав, как бешено забилось сердце. А если она права? Почему я так уверен, что там, у лионской дороги, глаза открыл мертвец, которого не пустили на Небо? Мне кажется… Нет, я это чувствую! Но ведь чувствам не всегда можно верить, люди сходят с ума, теряют рассудок, и тогда им мнится такое, что не привидится в самом жутком кошмаре!

Сестра Тереза права. Кто бы я ни был, мне нужно знать правду. К врачу? Почему бы и нет? Конечно, не к такому коновалу, как гражданин Леруа из роты Лепелетье. Но ведь есть другие! Например, курносая девушка в очках, которая не боится проводить ночи на старом кладбище…

Гражданка Тома долго всматривалась, затем сняла очки и покачала головой:

– Только не говорите, что вам опять надо искать кого-то на нашем любимом кладбище! С меня вполне хватит и одного раза!

Я ждал ее у старой часовни не менее часа. Девушка появилась, когда вокруг уже стояли ранние синие сумерки.

– Вы почти угадали, – улыбнулся я. – Некий страждущий опять нуждается в вашей помощи, Юлия.

Взгляд, брошенный в мою сторону, способен был испепелить.

– Если вы ждете, что в ответ я буду называть вас Франсуа, то напрасно! И если вы вздумаете вручить мне букет, который прячете за спиной…

Я подал ей лиловые астры и развел руками. Несколько секунд я ждал, что цветы полетят мне прямо в лицо, но гражданка Тома ограничилась новым, не менее выразительным взглядом.

– А теперь объясните, как все это следует понимать, гражданин Люсон?

«Мадемуазель!» – хотел начать я, но вовремя прикусил язык.

– Гражданка Тома! Эти астры считайте своеобразным извинением за доставленные вам неприятности. А также за те, которые я могу доставить впредь.

– Уже доставили. – Девушка повертела в руках букет и покачала головой: – Гражданин «аристо»! У меня нет времени на подобные любезности. Я пришла работать… Впрочем, за цветы – спасибо. Хотите зайти… Франсуа?

Приглашение в мертвецкую было сделано самым светским тоном. Не подав и виду, я поклонился, после чего Юлия достала ключи, и мы занялись замком. Наконец ржавый металл поддался, и мы оказались в знакомом полумраке.

– Сейчас зажгу свет…

Девушка долго возилась с лампой, после чего мы прошли внутрь. Знакомые столы, тела под белыми простынями, еще один стол – на этот раз пустой. И – огромные лейденские банки, соединенные толстыми проводами. Смотреть лишний раз на покойников, «имеющих временное пребывание», не тянуло, и я занялся гальванической батареей. Между тем девушка зажгла еще две лампы, и в мрачном помещении стало немного светлее.

– Ну вот! – Юлия развела руками. – Мой персональный Аид. Мертвецкая там, за дверью, а здесь пребываю я и те, с кем мне интересно. Сегодня двое новеньких… А посему, гражданин Люсон…

– Франсуа, – напомнил я.

Она поморщилась:

– Сначала цветы, потом этакая фамильярность… Нет, мне не нравится!

– Тогда – Франсуа Ксавье, – предложил я.

Она пожала плечами:

– Хорошо. Итак, Франсуа Ксавье, свое любопытство, которое, похоже, и привело вас сюда, вы уже удовлетворили, а посему…

– Еще минуту! – я поднял руку. – Гражданка доктор, некий страждущий действительно нуждается в помощи. Или по крайней мере во врачебном совете.

– Я принимаю по вторникам, средам и пятницам с десяти утра в клинике бывшей Королевской академии. Скажите своему страждущему…

– Он перед вами.

Очки блеснули.

– Если за этим последует очередная пошлость…

– Мадемуазель! – подхватил я. – Мое сердце, э-э-э, стр-р-радает и р-р-разрывается… Нет, Юлия, к сожалению, я не шучу.

Девушка быстро подошла ко мне, крепкие пальцы обхватили запястье, рука легла на лоб.