Смертный грех Семирамиды - Валерия Леман

Я вновь крепко зажмурился, вспоминая Сержа в тот самый момент… Совершенно точно: он был в рубашке цвета фисташек. Без пиджака. Стало быть, парень отвозил опасную улику в надежное место?

… «Но упаси боже тебя упоминать при Серже всю эту историю! Наш Нарцисс способен на что угодно…»

Что ж, все великолепно сходилось: Серж исчезает, спустя пару минут после его исчезновения Елена обнаруживает труп на террасе. Общая паника, волнение – Сержа так нигде и не видно. Парень появляется перед самым прибытием полиции – без пиджака, отсутствуя примерно в течение получаса. Вполне достаточно, чтобы добежать до отеля и припрятать опасную одежку.

Что касается вечера со змеями, то Серж все время находился на своем месте, уставившись томным взором на красотку Аглаю прямо напротив него. Но совершенно очевидно, что тогда был задействован некто со стороны – наш так называемый Персей-наемник. Возможно, поначалу Жанна лишь игриво намекнула Сержу о старой истории, а разговор о змеях в кафе-мороженом дал ему идею на всякий пожарный припугнуть шантажистку. Но если Жанна, придя в себя после змеиного ужаса, позвонила ему, чтобы в открытую угрожать…

… «Наш Нарцисс способен на что угодно…»

Я глубоко вздохнул. Что ж, все неплохо сходилось, включая бесконечные телефонные разговоры Сержа – вполне возможно, именно так он поддерживал связь со своим Персеем при подготовке сюрприза со змеями. Что касается убийства, то позднее прибытие парня также неплохо вписывается в ситуацию: ведь ему следовало дождаться отбытия Дины, чтобы проникнуть в ее номер, взять меч, после чего поспешить в «Эллинику», надежно припрятав орудие убийства на террасе.

Насколько в самом начале я был убежден в виновности Елены, настолько теперь место главного подозреваемого прочно занял Серж Флисуан. При этом я не торопился тащить свою улику в полицию. Как хотите, но мне хотелось для начала побеседовать с Сержем, после чего принять решение о своих дальнейших действиях.

Между тем время шло, и мне не терпелось поскорее увидеться с новым подозреваемым. С желанием трудно бороться. Я поднялся и энергично направился к его номеру. Тук-тук – классические позывные, на которые, как я и подозревал, никто не отозвался. Я покинул Пифос на такси, а Серж наверняка обошелся тем же автобусом, каким прибыл и который вряд ли к настоящему моменту достиг Афин.

Таким образом, я имел некий запас времени, а потому спустился из отеля и пересек дорогу, устроившись отужинать все в той же таверне «Мария» на террасе, откуда мог, чревоугодничая, спокойно наблюдать за всеми входящими в отель.

Телефонные переговоры

В этот час таверна только-только начинала оживляться: дневная жара понемногу спадала, и за столиками появлялись посетители, заказывая себе традиционные блюда и жизнерадостно переговариваясь друг с другом. Само собой, и я чудесно поужинал в греческом стиле: натуральные продукты, свежайшее оливковое масло и максимум души, вложенной в каждое блюдо душевным поваром, дважды пожелавшим мне приятного аппетита, – все это закрепило мое прекрасное настроение. Само собой, как только я приступил к трапезе, немедленно ожил мой телефон.

Первым позвонил отец. Поприветствовав меня, Старый Лис произнес монолог в духе доброго тоста за благополучие и процветание афинского салона «Садов» с сердечным пожеланием Елене удачно выпутаться из неприятной истории.

Я неплохо знаю отца, а потому с самых первых слов «тоста» быстро смекнул: Старый Лис сваливает от греха подальше из Афин домой – в милый и благополучный дом в зеленом пригороде Парижа, подальше от ужасных убийств и не менее ужасных подозрений.

– Когда улетаешь? – не дожидаясь окончания монолога, быть может, не слишком вежливо прервал я отца.

Разумеется, он немедленно обиделся.

– Ален, мне кажется, всю жизнь я должен был быть для тебя добрым примером – вспомни, ведь я никогда никого не прерывал на полуслове, давая возможность высказаться каждому. Мне очень неприятно, что мой единственный и вполне взрослый сын…

Как хотите, но при всей моей любви и уважении к отцу желания просто поболтать у меня не было.

– Отец, я не хотел тебя обидеть, просто у меня времени в обрез, – вновь прервал я его взволнованную и, несомненно, поучительную речь. – Именно поэтому я поспешил узнать, каким рейсом ты возвращаешься сегодня в Париж – возможно, я даже смогу тебя проводить.

– Ты неисправим, увы. – Отец театрально вздохнул и наверняка горестно покачал при этом головой. – Не знаю, кто тебе мог сообщить эту информацию, но я действительно возвращаюсь в Париж сегодня. Вряд ли ты успеешь меня проводить – я уже в аэропорту, регистрация начнется через сорок минут.

Все ясно! Именно потому он и произносил патетические реплики, непринужденно сплетая из них клубок текста: до посадки – море времени, ужинай, пей и пой, сколько душе угодно!

Я хмыкнул.

– Мне сообщили мои люди – ты же знаешь, в любом городе мира у меня целая сеть агентуры, так что узнать обо всех твоих передвижениях для меня не проблема. Рад, что полиция Греции посчитала тебя абсолютно не замешанным в этом деле и даже отпустила на все четыре стороны. А ведь, сказать по правде, я бы первым делом заподозрил тебя: кому как не тебе было выгодно избавиться от Жанны, как только ты начал уставать от ее агрессивной любви и любви к дорогим подаркам.

В любое другое время после подобной тирады отец прочитал бы мне длинную суровую отповедь по поводу моих неуместных и грубоватых шуток. Но, поскольку до благополучного возвращения в Париж оставались считаные часы, он ограничился лишь суховатым тоном:

– Немедленно прекрати говорить в подобном тоне, Ален. Я не желал смерти Жанне и, между прочим, не держу зла на Елену, а потому буду рад, если она окажется невиновной. Тем более что, согласись, нам будет очень нелегко найти в Афинах человека на ее место. Что ни говори, а у Елены настоящий талант для работы в салоне!

В этом весь Жюль Муар: он, безусловно, желает благополучия всему человечеству в целом, но в первую очередь – тем конкретным особам, которые необходимы для процветания его бизнеса.

Мы обменялись с отцом парой-тройкой ничего не значащих фраз, распрощавшись до встречи в Париже.

Только я дал отбой, как мой мобильник вновь заверещал – на этот раз со мной жаждала поговорить Дина. Увидев ее имя на экране, я мгновенно ощутил чувство вины: боже мой, а ведь сегодня я с самого утра, оставив любимую девушку на допросе в полиции, ни разу не вспомнил о бедняжке! Весь день провел в делах и заботах самочинного следствия. Наверное, поэтому, когда я ответил, приветствуя Дину, в моем голосе прозвучали нотки раскаяния.

– Привет, моя дорогая Дина! Каюсь и винюсь, что с утра тебе не позвонил: мне потребовалось срочно выехать в один город, расскажу тебе обо всем чуть позже. Скажи, ты меня простила?

Этому приему обучил меня сто лет назад один мой приятель: кайся, винись, пой мадригалы, не оставляя и малейшей паузы для того, чтобы подруга начала читать тебе нотации. Прием сработал на «отлично».