Рукопись Бога - Хуан Рамон Бьедма

Постепенно в ее размышления вторгся голос диктора из теленовостей.

«…От церкви Сан-Адальберто только что отъехала машина Института судебной медицины, увозящая очередное тело. В настоящее время в здании теплицы остаются трое погибших. Пресс-конференция главы департамента здравоохранения Андалусии, посвященная возможным причинам трагедии, назначена на шестнадцать часов, однако наш источник в департаменте сообщил по телефону, что речь, по всей видимости, идет об отравлении растительным ядом. На поступающих к нам кадрах видно, как полицейские и представители Гражданской самообороны оцепляют площадь, чтобы не допустить проникновения…»

Алеха поднялась по лестнице, не снимая плаща, прошла по квартире и распахнула дверь в комнату Эфрена. Старик в старой пижаме, с разбросанными по плечам седыми волосами стоял у окна, поглощенный созерцанием улицы.

Женщина хотела было что-то сказать, но тут ее взгляд упал на исписанный от руки блокнотный листок, лежащий на столе поверх томика Эсхила. Алеха сощурилась, пытаясь разобрать написанное. Молчание Эфрена заполняло пространство комнаты. Алехе вдруг показалось, что она все еще в теплице.

В душном, зеленом, плотно закупоренном аду, от пола до потолка заполненном одним гигантским чудовищным растением, корни которого питают ядом гибкие стебли, а мясистые смертоносные листья приветливо тянутся к людям…

Видение длилось всего один миг.

Алеха взяла в руки листок и прочла нацарапанные карандашом каракули:

«Буря твоя не продлится дольше, чем пожелает Бог, он загонит тебя на место, в мрачную бездну преисподней».

Угроза отозвалась болью где-то внутри, в месте, которое она и сама затруднялась определить.

Взвесив каждое слово послания, Алеха перевела взгляд на Эфрена и вновь вспомнила о том, как смертоносный сок распространялся от корней к стеблям и листьям…

Ривен понятия не имел, во сколько священнику обошлись успешные переговоры с владелицей пансиона ва улице Капитана Вигераса, но старуха ни словом не прокомментировала появление Эрнандес и молча скрылась на своей половине.

Накануне вечером из арендованного автомобиля вытащили запасное колесо, выбросили его в мусорный контейнер, а на освободившееся место положили единственный из пяти чемоданов, который им удалось заполучить; багаж самого Альваро давно перекочевал к комнату Ривена. Теперь к нему присоединилась спортивная сумка Эрнандес.

Втроем двое мужчин и женщина поднялись по узкой лестнице и прошли по сумрачному коридору, в который не проникал полуденный свет. Пансион был таким старым и запущенным, что никто не взялся бы сказать, какого цвета был его сто раз перекрашенный и облупившийся фасад. Пол и потолок потемнели от сырости, а на стенах тут и там расползались огромные пятна плесени.

Ривен вошел в комнату первым, и в ухо ему тотчас уткнулся ствол «магнума» триста пятьдесят седьмого калибра.

– Дернешься, и я прострелю тебе руку или ногу, – пообещал комиссар Арресьядо, немного отведя оружие, чтобы держать на мушке всех троих.

В отличие от других полицейских, Арресьядо не пытался говорить нарочито тихим глуховатым голосом, призванным сеять страх в душах правонарушителей. Он предпочитал нейтральный, сдержанный, в меру любезный тон. Очень серьезный. Такой, чтобы преступник сразу уяснил возможные последствия неповиновения.

За спиной комиссара стояла инспектор Романа Бенарке с маленьким девятимиллиметровым пистолетом модели П9С немецкой фирмы «Хеклер и Кох», неотразимая в коричневом костюме, фисташковом пальто и туфлях ручной работы в тон сумочке.

Небрежно поводя стволом, комиссар заставил вновь пришедших пройти в комнату, выстроил вдоль кровати и приказал опуститься на колени. Держа постояльца и гостей на мушке, Арресьядо конфисковал у них папки с документами и нож и передал их Бенарке. Осмотрев улики, инспектор сложила их в свою сумку.

– Офицер, я не знаю, в чем нас подозревают, но могу поручиться за своих друзей. Я состою на службе в Ватикане, как вы, верно, поняли из моих документов, и не сомневаюсь, что все это не более чем недоразумение. – Все еще стоя на коленях и опираясь локтями о кровать, Альваро попытался повернуть голову, чтобы взглянуть на комиссара. – За своих спутников я отвечаю, а что касается меня самого, то одного звонка в посольство будет достаточно, чтобы подтвердить мой сан и убедиться, что любые обвинения в мой адрес окажутся голословными.

– Знаете последнюю хохму про попов? – поинтересовался комиссар, пропустив тираду Альваро мимо ушей. – К нам в отдел недавно поступила информация. Заварушка приключилась в Ассоциации женатых священнослужителей. Не знаю, доводилось ли вам слышать о такой организации. Некоторым святым отцам наскучило обходиться правой рукой и журналами, вот они и вздумали подыскать себе настоящие дырки, но от сана отказываться не стали, а вместо этого решили подкорректировать старый договор с церковью, по которому им приписан сухой паек. Раз в неделю наши герои устраивают семейные посиделки на улице Серро-дель-Агила, и пока они придумывают, как уломать папу, их новоиспеченные женушки этажом ниже сплетничают, у кого из их супругов самый маленький и мягкий. Похоже, в тот раз диспут у мужей затянулся, и кое-кто из жен решил подняться на второй этаж, чтобы узнать, в чем дело. И что бы вы подумали? Женатых попов было всего четырнадцать, и все четырнадцать оказались мертвыми. Одному отрубили голову, другому отрезали член… И всех поголовно выпотрошили. На полу море разливанное крови. А самое интересное, что женушки псе как одна клянутся, что в дом никто не входил, и что ни криков, ни стонов они не слышали. – Арресьядо выдержал паузу, любуясь произведенным эффектом. – Нужно совсем спятить, чтобы быть попом и заявиться в Севилью в наши дни.

Ривен слушал комиссара не слишком внимательно. Он вспоминал о коротком и бестолковом романе с медсестрой из хосписа Томильяр, которую они с Альваро повстречали накануне. О перепадах в ее настроении. О грусти, которая вечно слышалась в ее смехе. И о том, что только она могла сообщить полиции, где их искать.

– Полагаю, вы ничего не слышали о растерзанных священниках и не собираетесь признаваться, куда делся чемодан, который вы забрали из больницы? – с безразличным видом спросил Арресьядо.

Никто не проронил ни слова и не двинулся с места, только Романа, уставшая держать пистолет в правой руке, перехватила его левой.

– Отлично. Тогда нам пора. Вы трое задержаны. Инспектор, огласите господам их права, а то мне что-то лень.

Блуждая по лабиринту своих кошмаров, Пасиано забрел в ночлежку «Второе пришествие».

К вечеру очередного дождливого дня в ночлежке собрались нищие со всего города; вонь стояла невыносимая, и было так накурено, что, спускаясь в подвал по пандусу старого гаража, Пасиано терялся в дыму.

Он шел медленно. Держа руки в карманах коричневого пальто.

В левой руке Пасиано сжимал письмо, которое Алеха принесла к нему в лавку и наказала оставить под железной дверью на пятом уровне подземной ночлежки.