Герман, или Божий человек - Владимир Колганов

Да кто же станет возражать против опеки, особенно если она столь приятна?

Словно бы желая отблагодарить новую власть за оказанные почести, Герман решает сделать фильм о страшных временах сталинского режима. На этом фоне и Горбачев, и иже с ним смотрелись бы едва ли не героями. Сценарий писали всей семьей:

«Я лежу на диване, Светлана сидит за машинкой, я диктую, а Светлана спиной изображает недоумение, неуважение или что-нибудь еще. Начинается скандал. В результате текст переписывается два-три раза, пока не устроит нас обоих. Хотя один раз я этих ужимок не выдержал, и сценарий полетел в печку. Я думаю, что поодиночке мы бы не смогли работать».

В принципе, совсем неплохо иметь домашнего редактора и критика, а заодно и машинистку. Особенно комфортно творить тандемом, если мировосприятие и идеологические установки у супругов совпадают. Конечно, я не пытаюсь сравнивать это семейное содружество с тем, как работали Ильф с Петровым или Борис с Аркадием Стругацким. Там недюжинный литературный дар, ну а здесь требуется всего лишь написать сценарий – это же не повесть, не роман.

Все бы ничего, но экономика в начале 90-х была в состоянии нокдауна, а потому возникли проблемы с финансированием:

«На «Хрусталева» французы дали полтора миллиона долларов. Русские обязались дать такую же сумму. А получилось как всегда: французы дали, русские – подвели… Не забывайте, какая в те времена была инфляция. Мы на год останавливались. Пока ничего не делали, расценки выросли в сто раз. Это не гипербола, а бухгалтерская статистика. Бюджет сокращался, как шагреневая кожа. Значит, надо было отказываться от всего, что было заложено в сценарии, резко его обрезать, сжимать, укорачивать… Французы – народ скупой. Полтора миллиона долларов просто так на ветер не бросают. Посол Франции написал в МИД, Собчаку, – и нам понемножку, пайками стали подкидывать… Поэтому мы столько проковырялись с картиной».

Хвала французам и даже Собчаку, но все-таки жаль, что не нашлось заботливого спонсора среди новоявленных миллионеров. Видимо, в годы безудержного накопления капиталов им было совсем не до того.

Есть и другая причина затягивания съемок фильма, что называется, на выбор – кому что понравится:

«Я стал придумывать другой способ съемки фильмов… Мне кино к тому времени перестало быть интересно. Интересно было только одно: оказаться внутри мира, который я снимаю, вместо того чтобы рассматривать его справа и слева. Поэтому я стал работать так подолгу».

Честно говоря, с трудом себе представляю, как можно оказаться внутри во время изнасилования генерала – это ключевая сцена всей картины. Я здесь не ерничаю, а лишь пытаюсь что-нибудь понять. Вот лично для меня, кого бы, где бы ни насиловали – это ужас! А если уж насилуют меня…

Жена, Светлана Кармалита, вначале встретила сцену изнасилования в штыки:

«Я про эту сцену молчал, пока она не села за стол. Но сразу сказал: «Если ты скажешь, что эта сцена не должна быть, мы с тобой разведемся». Потом Светлана ушла, долго ходила и сказала, что это замечательно».

Ну, если альтернативой становится развод, тут ничего по большому счету не поделаешь – придется соглашаться, даже если взгляды на художественное творчество не совпадают, даже если видеть весь этот ужас на экране совсем невмоготу. Скорее всего, Светлана Игоревна поняла, что для любимого мужа сцена изнасилования в фильме если и не является потребностью души, то уж наверняка остается чуть ли не единственной возможностью избавиться от неких навязчивых кошмаров, вестников из прошлого.

Кстати, Алексей Юрьевич утверждал, что эту сцену вовсе не придумал, как могло бы показаться; о схожем случае с одним из пациентов ему рассказал будто бы знакомый врач. Пациент тот, конечно, умер, ну а фильм «Хрусталев, машину!» в 1998 году вышел на экраны.

В своих интервью Герман по-разному объяснял причины создания этой киноленты. Вообще-то художник иногда и сам не знает – почему? Почему решил написать вот именно этот портрет или же снять именно этот фильм. Все просто, когда делается ради денег, ради почестей, ради наград на кинофестивалях. Когда же мысли о другом, трудно разобраться, в чем побудительный мотив, даже самому себе это объяснить бывает невозможно. Вот и Алексей Герман вроде бы не все понял до конца:

«А с «Хрусталевым» было так. У меня ощущение, что я вот-вот умру… Ну, я подумал – вот, я помру, и все это уйдет… И, главное, уйдет эпоха, про которую совсем люди не знают. Ну, знают, как жили, скажем, инженеры, но не как жила вся эта высокопоставленная знать… А крути не крути, папа мой в 30-х годах со Сталиным водку пил ночами, в этих самых пирах участвовал… И все это так сплетено в картине… Что-то останется…»

На мой взгляд, не слишком убедительная причина. Зачем нам россказни про всю эту партноменклатурную знать, неужто только ради этого картина и снималась? Не знаю, как тот генерал, однако многие пострадавшие от рук вождя народов сами успели поучаствовать в расправах. На мой взгляд, наиболее выразительный образ того времени создал Михаил Булгаков в главе «Великий бал у сатаны» романа «Мастер и Маргарита». Так ведь не каждому по силам написать что-то сравнимое с этим удивительным романом.

Но вот другое объяснение, почему Герман стал снимать именно этот фильм, а не какой-нибудь другой, например, о том, что происходило гораздо позже, в правление Хрущева:

«Папа – практически главный герой фильма «Хрусталев, машину!». Он не был генералом медицинской службы, но я писал свою семью, в которой жили еще две еврейские девочки. Муж маминой сестры угодил на север в лагеря, жена за ним уехала, а Веру и Лену оставили здесь. Всю первую половину я делал как мою семейную жизнь, а дальше пошли фантазии: папу никто не сажал, я его не предавал».

Да, Юрию Герману в чем-то повезло, однако постоянное ожидание ареста не могло пройти бесследно ни для него, ни для семьи. Можно предположить, что юный Алексей очень за отца переживал, хотя никому не признавался в этом. А в этом фильме все накопившиеся страхи вдруг выползли разом на поверхность.

И в дополнение к этому фрагмент из другого интервью:

«В «Хрусталеве» я решил представить, что было бы со мной, если бы папу посадили, а нас с мамой переселили бы в коммуналку. Это фантазия, сон, наш ужас. В этом страшном сне мы были достаточно беспощадны к самим себе, и к любимой моей матушке, и к бабушке».

Должен признать, что «беспощадность к любимой матушке» – это потрясает! Я не пытаюсь здесь иронизировать, тем более что во время съемок мать, Татьяна Александровна, скончалась. Можно с уверенностью утверждать, что тень этого печального события легла на весь фильм. Вроде бы и не стоит теперь объяснять, почему Герман снял такую страшную картину, и все-таки продолжим.

Напомню, что тема личных переживаний, воспоминаний о детстве, о родителях присутствует в творчестве многих режиссеров, сценаристов и писателей. Что уж говорить, если сценарий «Хрусталева» Герман писал сам, как я уже упоминал, вместе со своей женой. Однако нельзя же киномемуары, фильм о своей семье создавать, хотя бы и отчасти, за счет бюджета государства, когда обыкновенным людям жить попросту не на что. Поэтому было и третье объяснение: