Индия. 33 незабываемые встречи - Ростислав Рыбаков

В довершение всего нет единства среди руководителей проекта. Поскольку место, где пророс Ауровилль, было увидено Миррой Ришар во сне, то сейчас есть среди ее последователей и такие, что говорят будто «на самом деле» она увидела не это, а совсем другое место и даже готовы вас туда отвезти. Напоминаю – это корректировка сна, причем теми, кто этого сна не видел.

Впрочем, одна служба работает непрерывно и безупречно, служба финансовых расчетов – полторы тысячи рупий за комнату и дополнительно сбор в 60 рупий ежедневно, не менее недели пребывания плюс работа на общественных началах.

Bon voiage et bon sejour!

В этот день наше Консульство с утра прислало мне машину и любой пункт в окрестностях Мадраса стал внезапно доступным. Немного смущало то, что общение наше с шофером было односторонним – он меня понимал хорошо, а я и сейчас не знаю, на каком же языке мы изъяснялись; как бы там ни было на слове «Махабалипурам» мы оба согласно закивали друг другу.

Белая «Волга» неслась на юг, в радиоприемнике тоненьким голоском под звуки ситара пела, как плакала, неизвестная мне знаменитость, казавшаяся маленькой девочкой, мимо мелькали перегруженные автобусы, окутанные ядовитым черным шлейфом, неторопливые повозки, вездесущие пронырливые мотоциклисты, обвешанные детьми, женщинами, коробками и узлами, а я все не верил, что с каждой минутой все ближе и ближе исполнение давней мечты. Но вот настал этот момент, резко хлопнула дверца машины, и ноги сами понесли меня по дороге, ведущей в иное измерение, имя которому Махабалипурам.

Маленький поселок с этим названием, известный своими памятниками старины, прежде всего гигантским наскальным рельефом, привлекает туристов со всех концов земного шара.

Ветер, время, соленые воды Бенгальского залива приложили немало усилий, чтобы разрушить творения некогда живших здесь мастеров; говорят даже, что гигантская волна много столетий назад разнесла и разбросала большую часть возведенных на берегу сооружений; другие были поглощены песчаными дюнами и, видимо, не все они еще обнаружены археологами. Какая-то тайна покрывает даже те, что предстали пытливым взорам ученых и фотоаппаратам многочисленных туристов. Никто не может вразумительно объяснить, почему все монументы остались незаконченными, никто не может точно сказать, кто их создал, и лишь приблизительно знаем мы, когда. Как застигнутый самумом караван, стоят, погрузившись по колено в песок, маленькие буро-коричневые монолитные храмы и традиция называет их верно, но непонятно – колесницами. Старые скульптуры, пожухшая трава, мягкий, обволакивающий песок – все атрибуты заброшенности и забвения, хотя это место, попавшее во все энциклопедии мира, считается самым посещаемым туристическим объектом Индии.

Знаменитый рельеф привлекает прежде всего громадной фигурой слона, выполненной с удивительным мастерством Относительно недавно рельеф был высвобожден из утопившего его нижнюю часть песка, теперь перед слоном расчищена широкая аккуратно подметенная полоса красноватой земли и из-за того, что полоса эта находится ниже струящейся мимо дороги, с которой вы любуетесь длинной, тридцатиметровой каменной картиной высотой в трехэтажный дом, первое впечатление, что вы подошли к окаменевшему слоновнику. Но когда, вдоволь насмотревшись на невозмутимого слона, вы переводите взгляд на высеченные рядом с ним фигуры, дух захватывает от невероятной скульптурной насыщенности всего рельефа. Летящие поверху сонмы богов, застывшие йоги, змеи, кошки, обезьяны – около тысячи изображений покрывают «фасад» колоссальной скалы, и каждое из них шедевр, и вместе все они образуют удивительно целостную композицию, смысл которой, увы, нам достоверно не известен.

Странное это чувство, стоять перед несравненным памятником человеческого воображения и мастерства, всей душой ощущать свою сопричастность к развернутой в неподатливом камне симфонии, подсознанием понимать ее внутреннюю логичность и смысловую завершенность – и в то же время не иметь возможности передать этот смысл словами! Как будто мы где-то на другой планете, и камни поют и кричат – но язык нам их незнаком. И только тихий и теплый ветер забвения шевелит красноватый песок..

Впрочем, путеводители безапелляционно навязывают нам свое понимание махабалипурамского рельефа, называя его сценой нисхождения Ганга на землю и умалчивая о всех других толкованиях. А их немало – кто считает, что здесь изображено покаяние Арджуны, одного из героев Махабхараты, кто говорит, что тут совершалось поклонение несуществующей ныне статуе царя змей, а кое-кто утверждает, что все изображенные фигуры обрамляли когда-то священный источник, бивший прямо из скалы. Кто может знать наверное?

Люди, задумавшие его, взявшиеся когда-то за невозможный, непосильный труд – превратить голую поверхность огромной скалы в живой, напоенный музыкой мир с тысячью персонажей, безмерно далеки от нас; безвестные создатели махабалипурамского рельефа в незапамятные времена заложили свой труд и свой земной путь и превратились в горстку праха на погребальном своем костре. И развеялся тот прах, как и память о них, а каменное чудо, руками их созданное, стало как бы частью природы. И мудро косит глазом огромный, отполированный, каменный, с подтеками слон на экскурсантов, на группу быстроглазых индийских школьниц в синих юбочках и на оранжевого садху «святого», обсыпанного священным пеплом, и украшенного бусами и раковинами.

Садху оказался не только живописным, но и настырным; не договорившись ни о чем с тургруппой, он переключился на меня – решительно влез в кадр, когда я стал снимать рельеф, и тут же потребовал за это пять рупий. Сошлись на одной с условием, что я могу еще раз сфотографировать его – уже специально. Как только я навел на него объектив, он выпрямился, стал выше ростом, как Киса Воробьянинов, согнал просительное выражение с седобородого лица и приобрел вид, по меньшей мере монументальный. Потом он затрусил к автобусу, к которому медленно стекались обвешанные кино– и фотокамерами экскурсанты, а я пошел к морю, где серебристые волны разбивались на тысячи брызг о величественный остов древнего храма.

Привлекал меня не только храм, но и возможность, я бы сказал даже – необходимость выкупаться. А необходимость потому, что давно уже я взял за правило купаться во всех географически важных водоемах (в крупных реках, в морях), на которые выносит меня судьба Если почему либо нельзя искупаться, то хотя бы умыться. Помню как в Египте никак не получалось соприкосновение с Нилом; когда же, наконец, я очутился на берегу, то второпях наткнулся на какое-то препятствие и разодрал лицо. Кровь заливала глаза, и, зачерпнув в ладони нильскую воду, я содрогнулся: такой желтой, мутной и нечистой оказалась она при ближайшем рассмотрении, что возникло трусливое желание отказаться от навязанного самому себе обряда. Скрепя сердце, я смыл нильской грязью кровь и приготовился умереть от заражения. Но великий и могучий Нил показался целебным – все мои ссадины неожиданно и бесследно зажили к следующему утру. Теперь я шел к махабалипурамскому пляжу, чтобы окунуться в дразнящие воды Бенгальского залива.

Как это ни странно, индийцы в общем равнодушны к морю. Открывшееся мне песчаное пространство было почти пустым. У пенистой кромки стояли три-четыре девушки, укутанные в сари, и зачарованно смотрели в жаркую дымку, скрывавшую горизонт, до самых их ног добегали, на секунду останавливались и торопливо мелели, ускользая обратно, во чрево бутылочно-зеленых волн, узкие прозрачные языки. Приближающееся к зениту солнце горячо давило на прижатые к спинам и плечам черные джентльменские зонты, более уместные в дождливом Сити, чем в вечно летнем Махабалипураме.