Чужая жена - Джулия Тиммон

У Курта замерло сердце. Предчувствие близкого счастья уже согревало ему душу, но он все еще не рисковал поверить в него, позволить ожить надежде.

— Но в один прекрасный момент с моих глаз словно упала пелена, — призналась Нэнси. — Это произошло вчера утром. Я решила убраться в мансарде, стала перекладывать старые журналы, и в одном из них вдруг увидела статью о тебе с фотографией.

Ничего не понимаю, подумал Курт. Еще вчера утром она занималась уборкой — наверняка в доме, в котором живет с мужем, а сегодня встретилась с Генри, узнала у него мой телефон и приехала сюда. Куда же делся Том? Почему отпустил ее в «Арт Хонникер» и уж тем более в Эдинбург? Известно ли ему обо мне? Нет конечно. Тогда получается, что Нэнси уехала тайком от него. А мне всегда казалось, что она не способна на ложь, на предательство…

— Когда я взглянула на твою фотографию, у меня в голове что-то щелкнуло, — произнесла Нэнси после непродолжительной паузы. — Я опять вспомнила все твои слова и поняла: ты абсолютно прав. А еще впервые подумала о том, что, ответив отказом, причинила тебе боль.

Курт живо вспомнил первые дни после ее отъезда, когда жил словно в каком-то кошмаре, но плотнее сжал губы, чтобы не выказать своих чувств.

Нэнси вдруг остановилась прямо посреди тротуара и повернулась к тут же замершему Курту лицом. Мимо шли прохожие. На молодых людей, не сводящих друг с друга взгляда, они не обращали никакого внимания.

Нэнси выглядела сейчас не измученной жизнью женщиной, не женой, запуганной мужем, а влюбленной, готовой ради своего чувства пойти в огонь и в воду. При мысли, что это чувство вызвано им, Курту захотелось подхватить ее на руки и воспарить к небесам.

— Прости меня, — произнесла Нэнси, не опуская глаз. — Если бы мне выпал шанс снова пережить день отъезда из Солуэя, я повела бы себя совсем по-другому.

Курт собрался было ответить, но она уже шла дальше. Тогда он нагнал ее, взял за руку и повернул лицом к себе.

— Нэнси, милая моя, хорошая… Запомни: тебе не за что просить у меня прощения. Я действительно жутко страдал все это время, но ни разу ни в чем не обвинил тебя. А насчет того дня… — Он прищурился, пытаясь понять, как именно повела бы себя Нэнси, если бы получила шанс пережить момент их расставания в Солуэе заново. — Давай просто представим себе, что тот день повторяется.

Грудь Нэнси под свитером высоко поднялась и медленно опустилась. Сколько раз в своих мечтах Курт покрывал ее жаркими поцелуями, гладил, ласкал… Любимая женщина стояла перед ним — живая, манящая, теплая. Он сходил с ума от желания прикоснуться к ней.

— Представим себе, что тот день повторяется? — медленно переспросила Нэнси, и ее глаза засверкали как два хрусталика на солнце.

— Ну да. — Курт улыбнулся и развел руками. Он до сих пор не понимал, к чему Нэнси клонит, хоть очень надеялся, что она жалеет, что не приняла его предложения.

Лицо молодой женщины осветилось волшебным светом. Под ее глазами еще темнели тени, но, как ни удивительно, они лишь придавали ей очарования.

— Подожди, Курт. — Она внезапно посерьезнела. — Я ведь еще не сказала тебе о самом главном.

До ресторанчика, к которому они направлялись, было рукой подать. Но о «самом главном» Нэнси желала поведать Курту где-нибудь в более безлюдном месте. Небольшой скверик по дороге показался ей вполне подходящим.

Когда они сели на низкую скамейку из широких лакированных досок, Нэнси кашлянула и, уставившись на свои руки, сбивчиво начала:

— Когда там… в мансарде, я посмотрела на твою фотографию в журнале, то окончательно поняла, что больше не могу жить с Томом… Несколько лет назад мне казалось, что я его люблю. Скорее всего это была не любовь… а увлечение, столь свойственное ранней юности. — Она помолчала, сжимая и разжимая пальцы. — На каждое свидание Том приносил мои любимые конфеты, и это казалось мне очень романтичным. Я посчитала, что лучшего парня мне не найти. Он уже тогда владел небольшим складом автозапчастей… и его рассказы о закупке товара и поиске клиентов я слушала если не с восторгом, то с любопытством. — Она грустно улыбнулась, наверное на миг вернувшись во времена, давно оставшиеся позади. — Только после свадьбы я начала понимать, что мы совсем разные. К тому же Том сильно изменился, стал более требовательным, перестал даже притворяться, что интересуется моими делами… Короче говоря, вчера вечером я сказала ему, что больше не могу так жить.

Курту казалось, что и сама Нэнси, и ее рассказ — плод его воображения. Он незаметно для нее ущипнул себя за руку, желая удостовериться, что не спит.

— И ушла от него, — сказала Нэнси.

— Что?! — Курт покачал головой, словно желая прогнать галлюцинацию.

— Я ушла от Тома, — повторила молодая женщина.

— Нэнси, я не верю своим ушам! — Курт порывисто взял ее за руки, которые она до сих пор с увлечением рассматривала. — Умница, умница ты моя! Только… неужели он так запросто тебя отпустил?

Нэнси покачала головой.

— Не запросто. Естественно, побушевал, попытался пригрозить. Но я к этому основательно подготовилась. — Она посмотрела на Курта, хитро улыбаясь, и, сраженный наповал этой улыбкой, он наклонил голову и поцеловал сначала одну, потом другую ее руку. — Я сказала, что уже поговорила с отцом и он вызовет полицию, если я не появлюсь в родительском доме в условленный час. Том мне поверил.

— И тут же сдался? — спросил Курт недоверчиво. — Не попытался остановить тебя любовными клятвами, обещаниями, уговорами?

Нэнси ответила не сразу.

— Он наверняка пустил бы в ход и обещания, и клятвы, — произнесла она медленно, — если бы я не сказала, что больше не люблю его и что…

Курт ждал продолжения, затаив дыхание. Когда его терпению настал предел, он легонько сжал руки Нэнси, и она договорила:

— …живу теперь мыслями о другом человеке. К моему великому удивлению, Том сразу догадался, кто это.

— Кто же? — спросил Курт, как будто еще не понимая, что речь идет о нем, но словно бы имея право задавать Нэнси столь личные вопросы.

— Ты, — ответила она, покраснев.

— Нэнси… — Он обнял ее так крепко, что едва не задушил. Но, испугавшись, тут же ослабил руки, немного отклонил назад голову и всмотрелся в ее лицо так, будто видел впервые. — Я не верю, не верю, не верю…

— Поверь, — прошептала Нэнси, закрывая глаза.

Поцелуй, которого оба ждали так долго и мучительно, лишил их остатка сомнений, унес в чудесную сказку, вознаграждая за былые страдания. У Нэнси были невообразимо нежные, медово-сладкие губы. Целовать их хотелось бесконечно. Она отстранилась в тот момент, когда Курту уже казалось, что без этого поцелуя он не сумеет продолжать жить.

— Я люблю тебя, — сказал он. — Люблю безумно, до умопомрачения.

— До умопомрачения не надо, — прошептала Нэнси, переведя дыхание.