Гибель богов - Иван Апраксин

О чем думал князь Владимир, затевая этот поход? Не лучше ли было пойти погромить хазар, у которых хоть крепостей нет?

– Смотрите, какой богатый город, – сказал я своим спутникам, указывая на золотой крест собора и на мраморные стены зданий за крепостными стенами. – Здесь мы заберем добычи куда больше, чем могли бы забрать в Булгаре. Все это будет наше! Мы возьмем город!

Все посмотрели на меня с недоумением и затаенной тревогой. Уж не сошел ли с ума киевский князь?

А что еще мог я сказать? Я твердо знал, что русская рать взяла Корсунь и что сделал это Владимир Киевский. Об этом мне твердо сообщил Тюштя – Василий Иванович, который хорошо изучал историю Древней Руси. Да и я все же что-то такое из школьных уроков истории смутно припоминал.

Кроме того, у меня был сильный личный мотив: в этом городе меня ждала Сероглазка. Как долго она уже ждет меня! Ну вот, я и пришел. Теперь дело осталось за малым – взять штурмом этот греческий город.

Если мы вновь соединимся с Любавой, жизнь моя здесь станет гораздо лучше. Я даже готов буду до конца своих дней примириться с отсутствием электричества и туалетных кабин…

Дни шли за днями. Наша рать успела за это время срубить и пожечь в кострах весь кустарник на километры в округе. С едой трудностей пока что не возникало. Иногда удавалось найти неосторожного пастуха в горах и отбить у него овец. Иной раз стреляли птиц и ели их. Воины ловили в море рыбу сетями, привезенными с собой. Но морская рыба никому не нравилась, к ней не привыкли.

Взяв с собой Свенельда и Фрюлинга с группой дружинников, я часто объезжал крепость, рассматривая ее. Мы все размышляли о том, что предпринять.

Было о чем задуматься: Корсунь оказалась крепким орешком. Крепости стало легко брать штурмом, когда появилась артиллерия. Чем мощнее становились пушки, тем легче становилось разбивать крепостные стены. А если пушек нет, то крепость чаще всего остается неприступной. Что ты станешь делать с каменными стенами, на которые не взобраться? А с железными коваными воротами? Бить в них дубьем?

К тому же защитники крепости ведь не сидят сложа руки…

Гавань Корсуни стояла пустой. Видимо, торговые корабли, завидя нас на берегу, поворачивали назад и не рисковали товаром. А что, если весть о нашей осаде города дошла уже до Царьграда и император сейчас пришлет военный флот? С тяжелыми византийскими галерами нашим стругам не совладать.

В нашем лагере становилось все тревожнее. Лица воевод и князей – моих соратников становились все мрачнее.

На приступ мы не шли – незачем губить людей.

Я чувствовал, что над моей головой сгущаются тучи. Прошлый поход на Булгар провалился. Теперь грозит большими бедами нынешний поход…

Если это случится и мы уйдем ни с чем, даже самые доброжелательные люди в Киеве задумаются, а не прав ли был Жеривол насчет князя Владимира? Удача и успех явно отступили от незадачливого князя.

А что делают с незадачливыми князьями, которые не могут обеспечить военную добычу? О, я не хотел даже задумываться об этом. Наверняка не одни только ядовитые змеи имеются в арсенале здешних политиков…

В черной космической дали светилась необыкновенно яркая точка. Из бездны Вселенной она излучала свой свет, тянущийся ко мне тонкой стрелой. Вокруг мириадами рассыпались созвездия, но точка, устремленная ко мне, была ярче других.

Она приближалась, постепенно превращаясь в клубящийся протуберанцами сгусток энергии. Все ближе и ближе, а затем, когда уже казалось, что клубок переливающихся огней поглотит меня, из него вышел человек.

Мой отец в парадной форме, с золотыми погонами и значками медицинской службы в петличках, шел из космоса прямо на меня.

– Папа? – сказал я. – Мы давно не встречались.

– Не было нужды, сынок.

– А теперь нужда есть? Ты что-то хочешь мне сообщить, папа?

Надо сказать, я понимал, что сплю и вижу сон. Во сне так иногда бывает. Вот и сейчас я прекрасно понимал, что мой папа давно умер, что ему вообще тут делать нечего. Да и не имеет мой папа никакого отношения к космосу.

Более того, он никогда мне не снился в обычной жизни. Впервые папа пришел ко мне во сне, когда я только оказался в этом мире. Некоторое время он был постоянно рядом со мной, а потом исчез. С тех пор как я стал киевским князем, отец не появлялся в моих снах…

Некоторое время я задавал себе вопрос, что означают наши беседы. Это действительно мой папа? Или нечто, принявшее его облик? Как мне следует относиться к его словам?

Потом задавать себе вопросы я перестал. Какой смысл пытаться разгадать уравнение, в котором неизвестны все знаки?

– Ты все делал правильно, сынок, вот я и не появлялся.

– А теперь делаю неправильно?

Фигура отца плавала передо мной в черном пространстве, ни на что не опираясь. Позади него пылали протуберанцы из клубящегося облака света, и отблески играли на золоте офицерских погон.

– Ты ничего не делаешь.

– А что должен делать?

– Ничего не делай, сынок, – усмехнулся отец. – Помнишь китайскую пословицу? Если тебе нечего делать, то ты ничего и не делай. Просто жди. Тебе все равно ничего другого не остается. Тебе будет дано, что делать. Всему свое время.

В этот миг я вдруг осознал, что имею возможность задать содержательный вопрос.

– Папа, – сказал я, – мне удастся взять Корсунь? Это ведь неприступная крепость… Как же? Зачем же?

Я сбился и умолк. Впрочем, основную часть вопроса я сформулировал.

– Возьмешь, – успокоил меня отец. Затем его фигура стала отдаляться от меня, все больше расплываясь и погружаясь обратно в клубящееся облако. – Только жди. А опасаться тебе еще рано.

– Чего опасаться, папа? – закричал я, но ответа уже не получил – фигура в мундире скрылась совсем.

– Князь, князь, – тряс меня за плечо Алексей, и, открыв глаза, я увидел над собой его встревоженное лицо. – Ты сильно кричал во сне.

Я сел и огляделся. Потом потер лицо обеими руками. Все привычно вокруг: стены шатра, медвежьи шкуры, мерцает масляный светильник, отбрасывая глубокие тени…

– Ага, – сказал я себе. – Так вот как, значит, обстоит дело. Сны вернулись. Вероятно, это должно означать, что предстоят некие экстраординарные события. И то Нечто, забросившее меня сюда, считает нужным подкорректировать мое поведение.

Итак, я должен ждать. А вот опасаться еще рано…

Ладно, я так и сделаю. Буду ждать и не опасаться. А когда станет опасно, меня, надо думать, своевременно предупредят. Уже ясно было, что единственный канал для общения с Нечто – это мои сны. Но даже их периодичность от меня не зависела. Сам я не мог вызвать такой сон…

В нашем лагере началась эпидемия дизентерии. Как и следовало ожидать, так я ничуть не удивился.