Алмаз раздора. До и после Шерлока Холмса - Артур Конан Дойл

— Добрый вечер, Хоукер, — сказал он.

— Добрый вечер, Байрон. Это один из ваших часов досуга?

Намек был на только что выпущенный молодым аристократом сборник стихов «Часы досуга», разнесенный критиками в пух и прах.

Поэт был явно уязвлен, задетый за живое.

— Нынешний мой день уж никак досужим не назовешь, — парировал он. — Я сегодня проплыл три мили по течению от самого Ламбета, что вам нечасто удавалось.

— Прекрасно! — воскликнул Хоукер. — Я слышал о вас много лестного в манежах у Анжело и у Джексона. Но для фехтования нужны быстрые ноги. На вашем месте я бы сосредоточился на плавании.

Он красноречиво перевел взгляд на сведенное колено молодого поэта.

Серо — голубые глаза Байрона вспыхнули огнем негодования.

— Коль скоро мне будет нужен совет касательно моих занятий, сэр Джон

Хоукер, я сам к вам обращусь за ним.

— Нисколько не хотел вас задеть, — беспечно ответил Хоукер. — Я человек прямой и говорю, что думаю.

Лорд Рафтон осторожно дернул Байрона за рукав.

— Довольно, хватит, — прошептал он.

— Конечно, — добавил Хоукер. — Если кому-то что-то во мне не нравится, меня всегда можно найти в клубе «Уайт» или в моих апартаментах на Чарльз — стрит.

Байрон, отважный до безрассудства и, несмотря на свою молодость, готовый сразиться с любым, совсем уже было собрался отпустить едкую реплику в адрес Хоукера, невзирая на недвусмысленное предупреждение лорда Рафтона, как тут появился Том Крибб и прервал их словесную дуэль.

— Все готово, благородные господа. Бойцы уже на ринге. Начнут состязание Джек Скроггинс и Бен Берн.

Вся компания потянулась ко входу в боксерский зал. В этот момент Хоукер быстро подошел к беспечному бонвивану, баронету сэру Чарльзу Тревору, и тронул его за плечо.

— Чарльз, нам надо поговорить.

— Я хочу занять место у ринга, Джон.

— Это несущественно. Дело срочное.

Наконец, гостиная опустела. «Дьявол» Хоукер и сэр Чарльз остались одни, если не считать Джейкса, считавшего деньги в дальнем углу, и Люси, прибиравшей в своем закутке. Хоукер провел Тревора к столику в центре комнаты.

— Я хотел бы переговорить с вами, Чарльз, о трех тысячах фунтов, что вы мне должны. Мне все это ужасно неприятно, но что поделать? Мне надо как-то рассчитываться и со своими долгами, а это не так-то просто.

— Я помню о долге, Джон.

— Но я в стесненных обстоятельствах.

— Я верну долг, не беспокойтесь. Дайте мне время.

— Сколько же времени?

— В моем имении в Селинкорте рубят лес. Думаю, к осени рубку закончат. Тогда я смогу получить аванс и сполна рассчитаться с долгами.

— Не хочу вас торопить и уж тем более настаивать, Чарльз. Но если вы готовы рискнуть и решить все в одно мгновение, я к вашим услугам.

— Что вы хотите этим сказать?

— Ну, положим, удваиваем или мы квиты. Шесть тысяч или ничего. Если не боитесь рискнуть, я пойду вам навстречу.

— Вы сказали «боитесь», Джон. Мне не нравится это слово.

— Вы же смелый игрок, Чарльз. Поступайте, как хотите, но вы сможете избавиться от долга, открыв одну лишь карту. С другой стороны, если вы продадите свой лес, то шесть тысяч или три — для вас это будет несущественно.

— Ну что ж, заманчивое и вместе с тем рисковое предложение. Говорите, открыть карту. Значит, просто тянем один раз?

— Отчего нет? Игра судьбы. Все или ничего. Что скажете?

— Согласен.

Хоукер протянул свою длинную руку и взял с соседнего столика лежавшую там колоду карт.

— Эти подойдут?

— Разумеется.

Взмахом руки Хоукер веером раскинул карты по столу.

— Желаете перетасовать?

— Нет, Джон. Пусть так и лежат.

— Тянем каждый по одной? По старшинству без масти?

— Конечно.

— Вы первый?

Сэр Чарльз Тревор был опытным игроком, но впервые на одну — единственную карту было поставлено три тысячи фунтов. Но он обожал риск и азарт и от души расхохотался, вытянув даму треф.

— Вы проиграли, Джон.

— Возможно, — холодно ответил Хоукер, открыв туза пик.

— Я думал, что отыграл долг, а теперь он уже шесть тысяч! — вскричал Тревор, с трудом поднимаясь из-за стола. Ноги едва держали его.

— Я подожду, пока закончат рубку, — сказал Хоукер. — А в сентябре я снова напомню вам о долге. А покамест, возможно, вы дадите расписку…

— Вы не верите моему слову чести, Джон?

— Разумеется, верю, Чарльз. Однако дело есть дело. Меня вполне устроит ваша расписка.

— Очень хорошо. Завтра вы ее получите по почте. Ну что ж, проиграл так проиграл, все без обид. Фортуна была на вашей стороне. По стаканчику за ваш выигрыш?

— Вы всегда умели достойно проигрывать, Чарльз.

Они встали и вместе направились к небольшому бару в углу гостиной.

Если бы кто-то из них оглянулся, увиденное зрелище весьма бы удивило его. Во время всего происходившего маленький букмекер сидел, уткнувшись в свои бумажки, но время от времени своим пронзительным взглядом окидывал игроков. С его места мало что можно было разобрать из их разговора, но их жесты и движения говорили сами за себя. Джейкс с поразительной быстротой подкрался к столику, схватил с него одну карту, спрятал ее за пазуху и тотчас же вернулся на свое место. Освежившись, двое аристократов двинулись в сторону боксерского зала. Сэр Чарльз скрылся за вращающимися дверьми, откуда раздавались глухие удары, тяжелое дыхание боксеров и возгласы одобрения или недовольства.

Хоукер тоже было собрался последовать за ним, как тут ему в голову пришла какая-то мысль. Он вернулся к ломберному столику и начал собирать рассыпанные карты. Внезапно он обнаружил, что рядом с ним стоит букмекер и своим злобным пронзительным взглядом смотрит прямо ему в глаза.

— Не лучше ли будет их пересчитать, мой благородный состязатель?

— Что ты несешь? — Густые брови «Дьявола» сошлись на переносице, а его глаза сверкнули, словно молнии.

— Пересчитайте и увидите — одной не хватает.

— Что ты скалишься на меня, мошенник?

— Одной карты не хватает, мой благородный состязатель. Выигрышной карты — туза пик. Козырной карты, сэр Джон.

— И где же она?

— У маленького Билли Джейкса. Вот здесь. — Он похлопал себя по нагрудному карману. — Маленькая карта с ногтевым крапом в углу рубашки.

— Ах ты мерзавец этакий!

Джейкс был не робкого десятка, но он поневоле отшатнулся от искаженного злобой ужасного лица.