Мертвая хватка - Виталий Гладкий

– И если у Дианы и Доди будут общие дети…

– Тогда, – подхватил мою мысль Кончак, – у арабов появятся такие козыри в игре с сионистами, что Израилю не позавидуешь.

– Ну что же… – Я тяжело вздохнул.

– Тебе что-то не нравится? – с подозрением посмотрел на меня полковник.

Вот змей подколодный… Наизусть изучил мою натуру. Но хотел бы я видеть человека моей профессии, который, получив очередное опасное задание (а иных попросту не бывает), начал прыгать от радости до потолка.

– Все не нравится, – ответил я честно. – Задача практически невыполнима. Вы лучше меня знаете, что уберечь клиента от ливидации во сто крат тяжелее, нежели отправить его вперед ногами. Тем более, что мне придется его охранять на расстоянии, а это все равно что лизать сахар через стекло.

– Нужно сделать все от нас зависящее. Наши коллеги из арабских стран понимают всю сложность предстоящей акции.

– Так что я могу надеяться на снисхождение в случае чего? – поинтересовался я с невинным видом.

– Можешь. Только не от меня. Я тебе башку отвинчу, если по твоей вине мы сядем в лужу.

– Я так и знал… – Я картинно пригорюнился. – Все как в той сказке: кому вершки, а кому корешки…

А у самого на душе потеплело: шеф дал понять, что можно работать в щадящем режиме. Значит, главную ответственность за операцию несет не он. Неужто внешняя разведка ФСБ упала перед ГРУ на задние лапки и попросила помощи? Похоже. Значит, повеселимся…

Море лизало ноги как разыгравшийся щенок. Сняв обувь и закатав штанины, мы лежали на песке, закрыв глаза, безмолвные и отрешенные. Такие встречи перед очередным заданием уже вошли у нас в привычку, и пусть сегодня мы были не совсем одни, а вокруг раскинулась чужая земля, но тот контакт, который был для меня словно зарядное устройство для аккумулятора, уже наступил, и я наслаждался им, как солдат перед боем последней сигаретой. Похоже, Кончак чувствовал то же самое.

Мы лежали, два волкодава разведки, один старый, а второй, как говорится, в годах, и небо сеяло на нас сверкающую манную крупу. Августовский звездопад был еще впереди, но мы, прищурив глаза, пытались найти каждый свою звезду, чтобы определить, как крепко она держится на гвозде, вколоченном в черный обсидиан небосвода.

Звезда разведчика падает только на чужие погоны…

Река вздыхала в ночи как сонный богатырь. Наполненная до краев настороженной тишиной сельва напоминала мощный микрофон, готовый усилить любой, даже очень тихий звук. Мы с Педро Кестлером осторожно пробирались по топкой низинке, держа курс на костры, мерцающие в темноте аленькими цветочками из сказки. На душе у меня – да, наверное, и у повара – было муторно: мы оказались в охотничьих местах бесшумной смерти во плоти – анаконды. Я знал, что на людей она нападает очень редко, в основном по недоразумению, но напороться на восьмиметровую рептилию желания не было. Местные жители ее боялись и ненавидели – нередко анаконда посещала по ночам загоны с домашней живностью. А утроба была у нее весьма приличных размеров и могла вместить даже небольшую свинью. Специально индейцы на анаконд не охотились, но при случайной встрече не отказывали себе в удовольствии отрубить голову ползучему страшилищу. Тем более, что и мясо и жир анаконды были вполне съедобны, а из толстой, сверкающей красивыми чешуйками кожи рептилии получались великолепные сапоги, туфли, чемоданы, дамские сумочки, попоны для лошадей и прочие сувенирные изделия. Эту местную экзотику охотно покупали туристы, хотя стоила она недешево.

Наконец мы преодолели топкие места и вышли к берегу, на неширокую песчаную косу. Часы показывали половину четвертого, и небо постепенно начало светлеть. В той стороне, где горели костры, я разглядел неясные очертания каких-то строений. Несмотря на ночное время, в лагере бандитов не спали. Чем они там занимались, оставалось только гадать, но Кестлер был абсолютно уверен в своей навязчивой идее, что блондины торопятся добраться до тайника с сокровищами наци.

Я не смог устоять перед доводами Кестлера, настаивающего, что мы просто обязаны урвать и себе кусок пирога. По крайней мере, так выглядело мое согласие участвовать в преследовании банды блондинов. Но на самом деле мне было глубоко плевать на то, что они искали. Впервые за много дней я ощутил пульс настоящей жизни. События последних дней вывернули меня как серую рукавицу с красной изнанкой, которая полыхнула огнем. Кровь буквально бурлила в жилах, вызывая неистовое желание ввязаться в схватку, чтобы еще и еще раз испытать ни с чем не сравнимое чувство полного контроля над телом в экстремальной ситуации. Я отдавал себе отчет в том, что со мной творится. От этого меня не раз предостерегал Учитель. Он говорил, что постоянная готовность бойца хэсюэ-гун отразить нападение настоящих и мнимых врагов приводит к психологическому срыву, и тогда холодный, трезвый взгляд на вещи, как предписывает Великое Дао, уступает место беспричинной ярости, жажде разрушений и смертоубийству. В таких случаях мастер хэсюэ-гун обязан удалиться в безлюдное место, чтобы многодневными медитациями привести свое внутреннее состояние в полную гармонию с окружающим миром.

К сожалению, из-за черной меланхолии, притупившей остроту восприятия действительности, я упустил нужный момент и теперь пожинал плоды собственной недальновидности и самонадеянности – несмотря на неоднократные предупреждения Юнь Чуня о возможности подобного срыва, я пропускал его слова мимо ушей.

Мы подобрались поближе. Чтобы лучше видеть происходящее в лагере, мы нахально влезли на деревья едва не возле постовых, залегших за какими-то металлическими конструкциями.

Перед нами развернулась потрясающая картина. Костров было больше десятка, и в неверном колеблющемся свете хаотическое нагромождение одноэтажных зданий на достаточно скромной площадке на высоком обрывистом берегу Жауапери казалось ожившим живописным полотном сумасшедшего художника-авангардиста. Слоняющиеся люди напоминали оживших мертвецов из фильма ужасов, заблудившихся среди полуразрушенных кладбищенских надгробий. От берега в реку черными короткими пальцами-обрубками втыкались три пирса; возле одного из них темнел остов полузатопленного судна. Судя по корме и надстройкам, это был военный катер, переделанный в пассажирскую посудину. Наверное, таинственное поселение в сельве когда-то было побольше, но тропическая растительность оказалась сильнее бетона и кирпича и откусила изрядные куски планировки, превратив дома и склады в невысокие бесформенные холмы, упакованные в сети из лиан.

Не знаю, как Кестлер, но, несмотря на темноту, слегка подсвеченную предрассветьем, я видел все происходящее среди построек будто пасмурным днем. Самое большое оживление наблюдалось у здания, похожего на поставленный стоймя спичечный коробок. В одной его стене зиял обширный пролом, откуда по живой цепочке бандиты передавали друг другу битый кирпич и корзины, наполненные землей. Тут же стоял и старший из блондинов, переминаясь с ноги на ногу. Чуть поодаль, безвольно опустив голову, сидел на куче мусора Ланге. Похоже, он был сломлен окончательно – возле него даже не поставили охрану.