Волшебная самоволка. Книга 3. ...И паровоз навстречу! - Сергей Панарин

Парень озадачился. Эвакуация? Или готовят облаву?

Вскоре началось перестроение, и рядовой понял: колдуны проверяют каждого гомункулуса.

Тогда зачем вывели гномов?

– Чтобы они меня не спрятали, наверное, – предположил Лавочкин.

Тем временем осмотр личного чурбанского состава закончился. Трое офицеров, несколько «натуральных», как их окрестил Лавочкин, бойцов и старик Мангельштамм остались с подчиненными, а остальные разбились на группы и отправились прочесывать постройки. Даже Железного Ганса припахали.

«Пинцет тебе, Колян, – подумал парень. – Лишь бы все вверх дном не перевернули».

Он еще раз оценил заслон из матрасов. Вроде бы все в порядке. Теперь – затаиться и ждать.

Через несколько мучительно долгих минут входная дверь ангара скрипнула, и по казарме разнеслись звуки шагов.

– Проверять внимательно, не пропускать ни одного труднодоступного уголка, – раздался властный голос за стеной Колиной подсобки.

Лавочкин задержал дыхание. Он узнал тембр Панцера.

Дробь шагов то затихала, то становилась громче. Изредка досмотрщики тихо переговаривались. Затем кто-то зашел в подсобку.

Топ… Топ… Топ…

Парень вжался в пол, будто кот, прячущийся от собак.

Шуршание, приглушенные ругательства.

– Здесь никого, – звонко доложил боец. – Кровати да матрасы.

– Перевернуть там все! – приказал Панцер.

Вояка запыхтел, двигая кроватную гору. Дерево заскрипело, пирамида рухнула. Проверщик завизжал:

– Ой, нога! Ногу больно!

Он выскочил из подсобки.

– Что пейзане, что чурбаны, – раздраженно пробурчал колдун. – Сверху посмотрите! Вот ты, верзила.

Коля услышал, как к стеночке придвигают кровать. Он с ужасом уставился вверх.

Мелькнула мысль: «Все, приплыли!»

Над загородкой возникла рыжая косматая голова Железного Ганса.

Великан скользнул взглядом по подсобке и обнаружил беглеца. Укоризненно посмотрел ему в выпученные от ужаса глаза. Беззвучно усмехнулся.

– Нет, ваше магическое благородие, никого туточки не имеется, – отрапортовал Ганс.

Подмигнул рядовому, проговорил одними губами: «Жди здесь».

Парень мелко закивал.

Голова исчезла.

Обыск закончился, враги вымелись из ангара. Лавочкин облегченно вздохнул.

На площадке все так же толпились гомункулы, гномы и их охрана. Обыск переместился дальше, на сборочные участки.

Коле наскучило бесплодное подглядывание. Он продолжил чтение биографии Зингершухера.

Спустя четыре часа жители подземелья вернулись к обычному графику. Клоны притопали в казарму, улеглись, засопели. Рядового тоже потянуло в сон. И немудрено: время было позднее.

Где-то около полуночи в подсобку протиснулся рыжий верзила.

– Эй, Николас, – шепотом позвал он. – Это я, Ганс.

Солдат проснулся, выбрался из-за мягкой баррикады.

– Ну, ты и везунчик, – тихо сказал Железный Ганс. – Хорошо, я Панцеру подвернулся. На вот, поешь.

Громила дал парню кувшин с пивом и краюху хлеба. Лавочкин принялся за еду.

– Нельзя тебе тут оставаться ни в коем разе, – продолжил Колин спаситель. – Панцер доложил в столицу, мол, ты тут появлялся. А здесь ощутительно солидная секретность действует. Три слоя защиты от магической разведки. Панцер думает, ты давно исчез. Болтают, ты можешь появляться и испаряться. Я как-то не заметил. А они мыслят просто: если нарисовался единожды, жди второго визита. Так вот, с часу на час прибудут серьезные господа, а то и сам Дункельонкель. Между прочим, я подслушал, дескать, твоего соратника полонили.

– Всезнайгеля?! Не может быть! – воскликнул солдат.

– Тихо ты! Разорался.

– Да-да, извини, – перешел на шепот беглец. – Если Иоганн не совладал со Дункельонкелем, то я и подавно пока не готов с ним драться.

– Посему удирать тебе надобно. Наружу нельзя, вдруг в туннеле или подле перестренут. Я тебе покажу лазок заветный, ты уж схоронись пока, а там разберемся.

– Что за лазок?

Железный Ганс вздохнул:

– Это же моя пещера-то. Жил себе, не тужил, пока Дункельонкель не припожаловал. Пришлось подчиниться, чтобы жизнь не потерять… В общем, отдал я ему помещеньице, а маленько секретов все ж оставил. Ладушки, доедай, и айда прятаться.

– А зачем ты мне помогаешь? – поинтересовался жующий Коля.

– Чрезмерно напомнил ты мне мальчика одного. Из далекого прошлого. Тот, когда мячик у меня просил, такие же круглые глазищи, как ты намедни, сделал. Я аккурат в клетке сидел, а ключ у его мамки-королевы хранился… Скрал малец ключик, а я уволок паренька к себе. С мячиком, ключиком и еще кое-какими ценностями. Сыном мне был. Здесь, в этих стенах, я его вырастил. Очень уж вы похожи.

Лавочкин мысленно вернулся к истории Зингершухера.

– Слушай, Ганс! А почему у местных королей принято ключи женам отдавать?

Верзила почесал лоб:

– Сам всегда недоумевал. Ладно, прикинься большим чурбаном, чем ты есть, и за мной!

– Минутку.

Коля слазил за вещами, засунул мешок Всезнайгеля в свой. Громила спрятал кувшин.

Они покинули подсобку и направились к дальнему выходу, в противоположную часть ангара-казармы. Железный Ганс двигался прогулочным шагом, сзади ковылял солдат.

Гомункулусы спали, часовые не проявляли излишнего рвения. Идут себе мастер с сопровождающим, значит, так надо. Миновав ряды кушеток, заговорщики выбрались из ангара. Было тихо.

Пройдя между рядами накрытых материей махин, они подошли к стене зала. По пути Ганс прихватил ломик.

В горе через равные промежутки были выдолблены узкие невысокие коридоры. Остановившись возле одного из них, рыжий великан вручил рядовому Лавочкину ломик и сказал:

– Чеши туда. Шагов через сто будет стальная решетка. Там калитка на замке. Сломаешь. Еще через сто увидишь в полу пещеры лаз. Ну, лучше будет, если увидишь. Падать долго, хе-хе.

– Спасибо, Ганс!

– Иди, иди. Вот, держи еще светильник. Удачи.

Громила посмотрел вслед удаляющемуся солдату.

– Нет, точно везунчик. Как-то же наткнулся на мою пещеру… Это место настолько засекречено да запечатано разными заклятьями, что его сам черт не найдет, – пробормотал Железный Ганс, не подозревая, насколько прав.

Черт вторые сутки не мог разыскать Лавочкина.

Очнувшись после бутылочного перелета, Аршкопф не сразу вспомнил, кто он сам и зачем у него в руках запечатанный пузырь. Все-таки приземление пришлось на рогатую голову.