Кто изобрел Вселенную? Страсти по божественной частице в адронном коллайдере и другие истории о науке, вере и сотворении мира - Алистер МакГрат

Популярный образ триумфальной победы Гексли над его оппонентом, клириком и реакционером, видится сейчас мифом, который создали противники института религии в девяностые годы XIX века. Пересмотренный рассказ об этой встрече, который я представлю здесь, ничуть не противоречит историческим фактам. Новые исследования подвергают сомнению чрезмерно раздутые, неточные представления о значении этих дебатов и предлагают обоснованную реконструкцию диспута, лучше соответствующую историческим данным, оказавшимся в нашем распоряжении.

Итак, очередная конференция Британской ассоциации содействия развитию науки должна была пройти в 1860 году в Оксфорде. Поскольку «Происхождение видов» Дарвина вышло в свет меньше чем за год до этого, естественно, что на конференции 1860 года его собирались обсуждать. Сам Дарвин был нездоров и не смог прибыть лично. Вместо него приехал Гексли, который был тогда еще совсем молод. Выступить на конференции пригласили и епископа Оксфордского Сэмюэля Уилберфорса. В прошлом он был вице-президентом Британской ассоциации содействия развитию науки, и все знали, что он знаком с идеями и сочинениями Дарвина. Хотя в то время Уилберфорс был епископом Оксфордским, на этом собрании он выступал не как представитель англиканской церкви.

В своем обращении Уилберфорс очертил основные темы трудов Дарвина, сделав упор на том, что в Британской ассоциации принято обсуждать науку, а не религию. В подробной рецензии на «Происхождение видов», которую Уилберфорс опубликовал в июльском выпуске «The Quarterly Review» за 1860 год[190], он ясно дал понять, что «ничуть не симпатизирует тем, кто возражает против фактов, действительных или предполагаемых, которые наблюдаются в природе, поскольку полагает, что они противоречат учению Писания».

Согласно распространенной легенде, которую упорно, безо всякой критики перепечатывали во многих старых биографиях Дарвина, Уилберфорс попытался высмеять теорию эволюции, предположив, что из нее следует, будто люди совсем недавно произошли от обезьян. С какой стороны Гексли предпочел бы происходить от обезьяны, вопрошал он, со стороны деда или со стороны бабки? Гексли, разумеется, возразил ему по всем пунктам и взял реванш, показав собравшимся, что Уилберфорс – невежественный самовлюбленный церковник. Даже канал ВВС в семидесятые годы прошлого века повторил эту чушь – в его трактовке «молодой, красивый Гексли, настоящий герой» поверг надутого злодея Уилберфорса[191].

Классический сюжет этой легенды о демоническом Уилберфорсе восходит к 1898 году и опирается на автобиографическую заметку миссис Изабеллы Седжвик, напечатанную в журнале «Macmillan’s Magazine». Эта заметка уникальна в своем роде и резко отличается от прочих рассказов об этом происшествии, опубликованных ближе ко времени конференции – с тех пор, напомню, прошло почти сорок лет! Признаться, она наводит на неделикатные вопросы о состоянии памяти почтенной миссис Седжвик. Резонно ожидать, что общее впечатление точнее отражает репортаж об этом диспуте в журнале «Athenaeum» в 1860 году. Там говорится, что Уилберфорс и Гексли «нашли друг в друге достойных противников, и их атаки и контратаки доставляли много удовольствия им самим и приводили в восторг их друзей».

Вдумчивая, глубокая рецензия на «Происхождение видов» Дарвина, которую опубликовал Уилберфорс, ясно показывает, что заботили его не религиозные вопросы, не последствия и возможные осложнения для учения церкви, а научная обоснованность теории эволюции. Уилберфорс был епископ Оксфордский, и это, очевидно, натолкнуло многих на мысль, что главной в дебатах была именно тема религии, и что Уилберфорс возражал Дарвину именно на религиозной почве. Однако исторические данные этого не подтверждают. В основном споры велись о научных достоинствах теории Дарвина, причем Уилберфорс, присутствовавший на конференции как бывший вице-президент ассоциации, а не как англиканский епископ, был, похоже, прекрасно осведомлен о предмете. Сам Дарвин, прочитав рецензию Уилберфорса, отметил, что она «необыкновенно умная, в ней искусно подмечены все наиболее гипотетические места и выявлены все трудности»[192]. Более того, недавние исторические исследования показывают, что в то время подлинные дебаты велись не между наукой и религией, а между сторонниками двух резко различающихся подходов к науке: для одного была характерна «натуралистическая» предубежденность, другой был готов рассматривать теистические представления[193].

Однако у той оксфордской встречи в 1860 году была и другая особенность, на которую почти никто не обратил внимания. В воскресенье, первого июля, назавтра после столкновения Уилберфорса и Гексли, участники конференции выслушали проповедь на тему «Нынешние отношения науки и религии». Читал ее Фредерик Темпл (1821–1902), у которого были крепкие связи с местной общиной и хорошая научная подготовка. Он был сотрудником Баллиол-колледжа в Оксфорде, после чего стал директором школы Регби, где учредил стипендии по естественным наукам и как раз тогда занимался планированием школьной научной лаборатории. Темпл не упомянул о произошедших накануне дебатах, а вознес хвалу ученым за то, что те стараются узнать как можно больше о структурах и законах Вселенной, в которых виден «перст Божий». Гармония между наукой и христианской верой, говорил Темпл, не может быть нарушена поверхностными, «мелочными подробностями фактов», она видна на более глубоком уровне[194]. Это гармония на уровне «глубокой тождественности тона, духа и характера» природы и Писания: традиционно подобные отношения описываются метафорой «двух книг».

Темпл был восходящей звездой духовенства, ему предстояло стать архиепископом Кентерберийским. И это он подтвердил правомочность представления об идеях Дарвина, которое вскоре было принято церковью[195]. Как он говорил на лекциях в Оксфорде в 1884 году, Господь, «можно сказать, не создал все сущее, нет – он заставил все сущее создать само себя»[196].

Из этого не следует, что идеи Дарвина не вызвали никакого сопротивления в религиозных кругах: ведь многим, в том числе и Чарльзу Кингсли, оказалось трудно принять идею преемственности между людьми и их предками-животными, которую предполагала теория Дарвина; в «Происхождении видов» есть лишь намек на нее, однако в «Происхождении человека» («The Descent of Man», 1871) эта тема уже явно обсуждается. Однако это сопротивление не сводилось к некритичному отторжению теории. Просто было понятно, что еще остались нерешенные вопросы – и научные, и религиозные, и этические.