Квадрат жизни. Грань первая. Путешествие - Дар Амурский

идти сможет? От нас что-нибудь требуется? — быстро говорит парень, ежась от холода, грея руки в переднем кармане.

— Жить будет и ходить тоже, но позже. А желудок его к другой пище приучен, которую диетологи не одобряют, зато вкусной, за уши не оттащишь. Ладно, не о том речь… Объясни, чего вы все засели здесь. Можно разделиться. Одни за батей присмотрят, другие к вершине пойдут. Что же это за путешествие, одна еда с играми. Такую возможность упускать нельзя, когда еще сюда попадете. Правда еще договориться придется, но это уже без меня.

Сзади подходит Максим. Видимо он все слышал и отвечает за двоих:

— Нехорошо так поступать. Вместе начали, так вместе до конца идти должны. Батя обидится, если оставим его, долго вспоминать будет, себе дороже, — парень замечает озадаченность Сережки, и покровительственно приобнимает за плечи. — Собственно, что плохого? Нам здесь нравится. Прошли уже не мало, и почему обязательно к главной вершине нужно идти. Что там, медом намазано? Тут по окрестностям погулять можно. Потрясающие места, и народ не ропщет.

— Все с вами понятно. Отдыхайте. Мы же не Красные, чтобы свою волю навязывать. Но подумайте, еще не поздно, можете все переиграть.

— Лентяи, не то что мы с тобой, — говорит Ваня, когда братья оставляют нас наедине.

— Просто они довольны малым. Этот случай стал отличным поводом зависнуть в уютном местечке. Думаю, они договорились бы, но праздность привлекательнее. Батя всех удерживает, а они и рады. Все довольны в своем самообмане.

— Забудь. Пошли, посидим, побухтим. Ты же на гитаре играешь, то есть на лютне. Порадуй компанию. Если в их дрязги не вникать, нормальные люди.

— Поздно уже. Выспаться хочу. И не смотри на меня, как на маменькиного сынка. Десять минут так и быть, пожертвую, но играть не буду, руки онемели и с гитарами не дружу.

Ваня сразу находит себе забаву, разрисовывает чью-то чашку, своими заковыристыми буквами, под взглядами пары человек. Надеюсь, он помнит о раннем подъеме, у меня все по-прежнему строго. А мне, правда, пора на боковую. Знаю свой недостаток. Пристрастие к режиму снова лишает меня общества, хаотичного и эмоционального. Еще немного задерживаюсь, но поняв, что молчащего меня никто не замечает, удаляюсь на покой. Засыпая на спине, обращаю взор в прозрачное окошко на крыше, наблюдаю редкий вид звездного неба, который бывает только в горах. Как в счастливом детстве, мне снова кажется, что далекие светила наблюдают за мной, за моим путешествием, также пристально и беспристрастно, как следящая система этого огромного парка.

Прошедшая ночь кажется мне самой лучшей за все путешествие. Скорее всего, сказывается особенный воздух и ровная поверхность земли. Не обнаружив храпящей начинки Ваниного спальника, понимаю, что сном он побрезговал. Мой друг обнаруживается возле тлеющего костра, сидящим с дымящейся чашкой чая в руках. Он громко шепчется, сдавленно хохоча, чуть ли не покрикивая, с одним из младших отроков Игоря. Видимо боятся будить спящих, но громкости обычного шепота явно не хватает для выражения эмоций. Мне вручают еще одну кружку чая, налив из черного от копоти котелка.

Ваня, ухватывает меня за локоть, начинает торопливо говорить, то и дело срываясь на смех:

— Прикинь, к ним вчера Вольные странники заглянули. Им, торопыгам, некогда лагерь ставить, марш-бросок понимаешь ли. Парней угостили, спросили автоматическую аптечку, у меня самого такая была, но облом вышел. Зато новость недели узнали: якобы Красные Синих обчистили, да не просто по мелочам, а детали ракетного ранца унесли, в четырех ящиках с замками кодовыми. — Ванёк срывается на хрипящий смех, и едва подавив его, продолжает. — Никаких подробностей Странники не говорят, только невесомые контейнеры у всех спрашивают. По слухам Синие претензию выдвинули, Красные отпираются, якобы нет у них ничего. На одиночек беззаконных или на Вольных стрелки переводят. А сами тоже давай землю носом рыть. Дальше этой «золотой ракетно-ранцевой лихорадкой» все заразились. Носятся по лесам, вынюхивают, себе урвать желают.

Мне кажется правильным сохранить тайну, и разыграть удивление при постороннем человеке:

— Хе-хе, вот чудаки, заняться людям больше нечем. Может байка это все, кто-то ляпнул чушь, не подумав, а другие поверили. Пусть роют, ищут, лишь бы народ меньше тиранили, — пробую чай, грею руки горячей посудиной, и решаю завершить мысль шуткой. — А ведь это страшное дело, если Ставр за нарушителями порядка по воздуху гонятся будет, как мышь летучая, на ракетном ранце-то. Все трепещут и на поклон к проводнику идут.

Отпиваю чай, под затянувшийся хохот Вани, вкуса не понимаю, но задумываюсь. Натворили мы дел, как бы в будущем не аукнулось. Нас в лицо мало кто знает, но лучше рот на замке держать, и Ваню-балагура одергивать. Окончательно решаю на месте не задерживаться. Собираю свою посуду, и иду паковать вещи. Ваня улавливает мои мысли, тоже следует к палатке. Скручивая тент, с небольшой завистью смотрит на больничный пикник юных туристов. Остается надеяться, что их больше не потревожат, а нам пора спешить к вершине, подальше от нарастающего конфликта. Спустя десять минут мы покидаем все еще спящий лагерь, будто санаторий какой. Прощаемся только с одним отроком, просидевшим до утра, и резво уходим, в утренних сумерках, даже странно, что Ванёк не стал просить задержаться, кто его поймет.

Блуждание в лабиринте

В середине дня, после преодоления, самого высокого перевала, нашим глазам открылась величественная и пугающая панорама горного массива. Нагромождение хребтов и одиноких пиков занимает все видимое пространство. Только небо и горы, чем-то похожие на кости древнего гиганта. Ум не преминул возможностью запаниковать от грядущих подъемов и спусков, но мне удается отстранится, и принять тяготы как должное. Вспоминаю, что на карте все выглядело скромнее, но, самое главное, она помогла бы разобраться в паутине дорог, которые сплетаются здесь в причудливые рисунки. Понимаю, что мы не раз отступим с обрывов, будем обходить отвесные склоны и непролазный лес. Заранее смиряюсь с поражением, одновременно надеюсь на лучшее, и застываю, не в силах справиться с внутренними противоречиями.

— Что встал? Идем дальше. Не заморачивайся ты с этими перекрестками. Сколько уже их миновали, до сих пор в стену не уперлись, и назад не вернулись, — говорит Ваня, подталкивая меня в спину.

— Очень уж не хочется ошибаться, и потом лезть напролом, как тогда, в начале. Тебе хорошо, как ведомому, а мне выбирать приходится. Вроде не вопрос жизни и смерти, но все едино.

На наше счастье южный ветер пригоняет полчища кучевых облаков, скрывающих палящее солнце. Спустя час, после спуска с обзорной точки и долгого раздумья на большом