Знак обнаженного меча - Джослин Брук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь самое время, решил Рейнард; по-прежнему не разгибаясь, он бросился бежать через оставшиеся несколько ярдов открытого пространства к тому месту, где заграждение было примято. Резко остановившись в нескольких ярдах оттуда, он подтянул полу рубашки как можно выше вокруг талии, крепко сжал револьвер и, сделав глубокий вдох, с разбегу прыгнул через ограду.
Приземлившись, он от боли невольно хватил воздух ртом: ему чуть-чуть недостало высоты, и проволока вцепилась в правую ступню и бедро. Корчась от боли, он как можно скорее высвободился; затем, все так же пригибаясь, быстрым шагом двинулся вниз по тропе, идущей краем рощи. Его босые ноги ступали почти неслышно; однако тропа была неровной, ее покрывали острые обломки мела и ползучие плети куманики; каждый шаг превращался в пытку.
Он обогнул рощу, все еще никем не замеченный; потом, оставив всякую осторожность, бросился сломя голову вниз по дороге к деревне. Паб на углу все еще сверкал огнями — значит, было не так поздно, как он предполагал. Рейнард решил, что переходить деревенскую улицу слишком опасно; он застыл, огляделся и свернул на луговую тропинку слева. Он помнил, что она идет через фруктовый сад за домом священника: стоило Рейнарду оказаться за пасторским участком — и до поворота к материнскому дому осталось бы несколько ярдов.
Он скорым шагом двинулся через луг: после болезненной ходьбы по тропе приятно было ощущать под ногами мягкую траву. Внезапно он остановился, увидев впереди слабый свет; затем, вновь обретя осторожность, украдкой продолжил путь и в углу поля различил круглую палатку: полотнище входа было поднято и, приблизившись, он увидел несколько одетых в хаки фигур, чьи силуэты выделялись на фоне падавшего изнутри света. Пока он на них смотрел, один человек отодвинулся вбок, открыв взгляду другого, сидящего за столом. Сидящий мужчина вдруг стал ясно виден в свете лампы, и Рейнард, с упавшим сердцем, разглядел на нем фуражку с красным верхом — это была военная полиция. И тут он увидел, как мужчина поднял голову и устремил взгляд прямо на него — Рейнард бросился ничком в траву и несколько минут лежал так недвижно, изнемогая от страха и глядя на освещенную палатку.
Мужчина, однако, продолжал сидеть; очевидно, он все же не заметил Рейнарда во тьме. Рейнард развернулся и на четвереньках пустился обратно через луг. Вернувшись к дороге, он решил попробовать другой обходной путь, свернув на этот раз вправо и ступив на узкую тропку позади фермерских садов. Тропка должна была вывести его в менее людный конец деревни, и тогда, если ничто больше ему не помешает, он сможет перебежать улицу и скорым шагом добраться в противоположный конец по тропе через огородные делянки на другой стороне.
Он осторожно двинулся в путь, выставив вперед руки на случай оград или других препятствий. Вскоре он достиг конца тропки и, перебравшись через живую изгородь и срезав угол поля, оказался на погруженной в темноту улице. Он поспешно ее пересек и свернул в калитку, ведущую к участку земли, который когда-то был общественным выгоном, а теперь состоял из огородных делянок. На задах участка протекал ручей, сейчас пересохший, и Рейнард решил идти дальше по его руслу, что должно было послужить хоть каким-то укрытием от ветра и возможных наблюдателей.
По каменистому руслу было больно и трудно идти. Над протокой нависали деревья и плети куманики, и уже через несколько ярдов Рейнард сильно исцарапал лицо и грудь. Он шел вдоль ручья, пока ему не встретился низкий мостик, который пересекала пешая тропа, ведущая обратно к деревне. Взобравшись на мостик, он замер, прислушиваясь. Донесся звук, от которого у него заколотилось сердце, — мерная поступь армейских ботинок по деревенской улице. Может, военные жандармы все-таки его увидели — или же это мог быть обычный патруль. Рейнард подождал несколько минут, слушая, как звук шагов постепенно удаляется. Он решил, что улицу переходить пока не стоит; вместо этого он продолжил путь по руслу за мостом. Дальше оно шло через фруктовый сад, принадлежащий деревенскому плотнику; за садом узкая дорога вела от деревни к шоссе. Рейнард заключил, что безопаснее всего будет притаиться в саду, рядом с дорогой, и выждать, пока путь очистится.
Ковыляя по каменистому руслу, он заметил, что поднимается туман; это было довольно привычное явление в сырой, низко лежащей долине, и Рейнард не обратил на него особого внимания. Однако вскоре он заметил, что туман сгущается необычайно быстро: возможно, подумал он, это один из тех стремительных морских туманов, что нередко перемещались с побережья вглубь страны, смешиваясь с речными испарениями и окутывая деревню мглой на несколько дней подряд. В конечном счете, решил он, туман ему на руку: он скроет его передвижения и задержит преследователей, несомненно, знающих местность хуже его.
Наконец он оказался у сада и, пробравшись сквозь него в густеющем тумане, подошел к лежащей сзади дороге. Туда выходила небольшая калитка — Рейнард открыл ее и готов был уже шагнуть вперед, как перед ним неожиданно обрисовалась высокая фигура и вспыхнул фонарик. Он тут же отступил назад в калитку, но с пароксизмом страха понял, что его заметили. Ретировавшись к деревьям, Рейнард замер, видя, как человек с фонариком вошел в калитку и приближается к тому месту, где он стоит. Должно быть, он невольно выдал себя каким-то слабым звуком: свет вдруг повернул в его сторону, и преследователь снова возник из сумрака.
Рейнард инстинктивно отклонился назад — однако не успел он оказаться вне досягаемости, как голос его окликнул:
— Стой! Кто идет? Ко мне, освети лицо!
Мгновенно оценив ситуацию, Рейнард принял решение: если он сейчас попытается бежать, шансы его, возможно, будут равны нулю: сад, без сомнения, окружен. Он шагнул вперед и в направленном вверх ярком свете фонарика узнал капрала военной полиции, арестовавшего его в прошлый раз, — «бродягу», с которым он в незапамятные времена и в каком-то другом мире «ночлежил» на пару в ниссеновском бараке на глэмберских холмах.
— А, опять ты? — глухо проговорил капрал, когда Рейнард, тщательно скрывая револьвер, двинулся ему навстречу. У капрала было ружье с примкнутым штыком; приближаясь, Рейнард увидел, как он переложил винтовку из одной руки в другую и стал торопливо шарить в нагрудном кармане, из которого секундой позже извлек большой полицейский свисток.
Сотрясаемый дрожью, но с неожиданным внутренним спокойствием, Рейнард понял, что должен сделать; капрал уже подносил свисток к губам: стоит ему издать сигнал, как сюда сбежится весь патруль — и тогда конец игре.
Одним прыжком Рейнард бросился на высокую фигуру и, сжав револьвер за ствол, ударил капрала широким концом в лицо. Тот, застигнутый врасплох, споткнулся и упал; Рейнард с отчаянной быстротой вырвал у него винтовку и, крепко придавив ему ногой лицо, вонзил штык прямо во вздымающийся живот. Послышался придушенный крик, и крупное тело перекатилось набок; подняв упавший револьвер, Рейнард изо всех сил ударил капрала в висок; затем, ухватив штык обеими руками, принялся снова и снова втыкать его в податливую плоть. Наконец, конечности лежащего замерли, ступни перестали дрожать, и он затих.
Сидя на корточках рядом с телом, Рейнард выждал несколько минут; он снова услышал, как тяжелые ботинки топают по дороге в его сторону и затем обратно; постепенно шаги вдоль улицы затихли в отдалении, и наступила полная тишина. Никто из сослуживцев капрала явно не заметил, как тот прошел во фруктовый сад; они, вероятно, предположили, что он уже вернулся в жандармскую палатку на лугу у пасторского дома, — если Рейнарду повезет, то пройдет еще некоторое время, прежде чем они поднимут тревогу.