Граница вечности - Кен Фоллетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Димка выговорил слова, которые много раз мысленно повторял:
— Товарищ первый секретарь, я немедленно подаю в отставку.
Хрущев пропустил их мимо ушей.
— Мы перегоним Соединенные Штаты и в военной мощи, и в экономическом процветании за двадцать следующих лет, — произнес он, словно продолжая прерванную дискуссию. — Ну а пока как нам не допустить, чтобы более сильная держава доминировала в мировой политике и сдерживала распространение коммунизма в мире?
— Не знаю, — откровенно признался Димка.
— Вот смотри, — сказал Хрущев. — Я буду Советский Союз. — Он взял кувшин и медленно налил воду в стакан до самых краев. Потом он отдал кувшин Димке. — Ты — Соединенные Штаты. Лей воду в стакан.
Димка сделал, как ему велели. Вода перелилась через край на белую скатерть.
— Видишь, — сказал Хрущев, словно ему что — то удалось доказать. — Когда стакан полон, в него нельзя долить воды, иначе выйдет черт-те что.
Димка пришел в полное замешательство и задал сам собой напрашивавшийся вопрос:
— Что вы хотите этим сказать, Никита Сергеевич?
— Мировая политика как стакан. Агрессивные шаги той или иной стороны — это наливаемая в него вода. Когда она льется через край, это война.
Димка понял аллегорию.
— Когда напряженность доведена до предела, любой шаг может послужить причиной войны.
— Молодец! Американцы не хотят войны, равно как не хотим ее и мы. Таким образом, если мы будем нагнетать международную напряженность до максимума — до самых краев, — американский президент окажется в безвыходном положении. Он ничего не сможет предпринять, не спровоцировав войну. Поэтому он будет вынужден ничего не делать.
Блестящая идея, подумал Димка. Вот так более слабая держава может взять верх.
— Значит, Кеннеди бессилен что — либо сделать.
— Поскольку следующий его шаг — это война.
Можно ли считать, что это долгосрочная программа Хрущева, терялся в догадках Димка. Или он просто крепок задним умом? В любом случае он импровизатор высшей марки. Впрочем, какое это имеет значение.
— Как же мы будем реагировать на берлинский кризис? — спросил Димка.
— Мы построим стену, — ответил Хрущев.
Джордж Джейкс пригласил Верину Маркванд пообедать в «Жокейском клубе». Собственно, это был не клуб, а шикарный новый ресторан в гостинице «Фэрфакс», который облюбовала команда Кеннеди. Среди посетителей Джордж и Верина были лучше всего одеты. Она щеголяла в клетчатой юбке с широким красным ремнем, а он — в сшитом на заказ темно — синем льняном блейзере и полосатом галстуке. Тем не менее их посадили за столик у кухонной двери. Вашингтон был толерантен, но не без предрассудков. Джордж не обращал на это внимания.
Верина гостила у своих родителей. Сегодня их пригласили в Белый дом на коктейль, устраиваемый в знак благодарности видным сторонникам нового президента, таким как Маркванды, и чтобы заручиться их поддержкой во время следующей предвыборной кампании.
Верина с довольным видом смотрела по сторонам.
— Я давно не была в приличном ресторане, — сказала он. — Атланта — это дыра. — Снобизм для девушки, выросшей в семье голливудских звезд, представлялся нормальным явлением.
— Тебе нужно перебраться сюда, — поделился Джордж своими мыслями, глядя в ее изумительные зеленые глаза. В платье без рукавов она впечатляла идеальной кожей цвета кофе с молоком и, конечно, осознавала это. Если бы она переехала в Вашингтон, он обязательно стал бы ухаживать за ней.
Джордж пытался забыть Марию Саммерс. Он встречался с Норин Латимер, выпускницей исторического факультета, которая работала в Национальном музее американской истории. То, что она была привлекательная и умная, не действовало на него — он все время думал о Марии. Возможно, Верина скорее излечила бы его.
Естественно, он ни с кем этим не делился.
— Там, в Джорджии, ты находишься в стороне от событий, — заметил он.
— Не скажи, — возразила она. — Я работаю у Мартина Лютера Кинга. Он намерен изменить Америку больше, чем Джон Кеннеди.
— Он видит перед собой только одну цель: гражданские права. У президента их сотня. Он защитник свободного мир. Сейчас у него основная проблема — это Берлин.
— Любопытно, не правда ли, — сказала она. — Он печется о свободе и демократии немцев в Восточном Берлине, а не об американских неграх на Юге.
Джордж улыбнулся. Она всегда готова спорить.
— Дело не в том, о чем он печется, — попытался объяснить он свою позицию, — а в том, чего добивается.
Она пожала плечами.
— Ты почувствовал на себе какую — нибудь разницу?
— В министерстве юстиции работают девятьсот пятьдесят юристов. До того как я пришел туда, темнокожих было всего десять. То есть я на десять процентов улучшил статистику.
— И чего же ты добился?
— Министерство занимает жесткую позицию в отношении Комиссии по торговле между штатами. Бобби потребовал от них, чтобы они запретили сегрегацию на автобусных маршрутах.
— Что заставляет тебя думать, что это указание будет лучше претворяться в жизнь, чем все предыдущие?
— Пока немногое, — констатировал он с горечью, в то же время стараясь скрыть от Верины это чувство. — В личной команде Бобби есть молодой белый юрист по имени Деннис Уилсон, который видит по мне угрозу и не дает мне возможности присутствовать на действительно важных совещаниях.
— Как это? Тебя взял на работу Роберт Кеннеди. Разве он не хочет знать, какой вклад ты вносишь в общее дело?
— Мне нужно завоевать доверие Бобби.
— Он держит тебя для приличия, — презрительно сказала она. — Чтобы хвастать перед всем миром, что у него есть негр — советник по гражданским правам. Слушать тебя он не обязан.
Джордж боялся, что она права, но не признал этого.
— Это зависит от меня. Мне нужно сделать так, чтобы он меня слушал.
— Приезжай в Атланту, — сказала она. — Вакансия у Кинга еще открыта.
Джордж покачал головой.
— Моя карьера здесь. — Он вспомнил слова Марии и повторил их: — Оппозиционеры могут оказывать большое влияние, но в конечном счете мир преобразуют правительства.
— Одни преобразуют, другие нет, — не согласилась она.
Выйдя из ресторана они увидели, что мать Джорджа ждет в фойе гостиницы. Джордж договаривался встретиться с ней, но не предполагал, что она не решится войти в ресторан.
— Почему ты не подошла к нам? — спросил он.
Она не ответила и обратилась к Верине:
— Вы помните, мы познакомились во время вручения дипломов в Гарварде. Как вы поживаете, Верина?