Его грешные пути - Саманта Джеймс

— Я был бы очень удивлен, если бы было по-другому. Она попала в монастырь прямиком из замка Монро. Судя по всему, у нее не было ухажеров. Да, она, несомненно, девственница, или я не Камерон из рода Маккеев.

— Не забудь, что она должна была принять постриг.

— Я не забываю.

— И с такой женщиной ты ляжешь в постель? С женщиной, которая ничего не знает о мужчинах?

— Большую часть своей жизни она прожила среди мужчин, Иган. В монастыре она провела только два последних года.

— Тем не менее так не годится, — упрямо заявил Иган. — Твоими действиями управляет похоть, а не любовь!

Теперь пришла очередь Камерона удивленно поднять брови.

— Что я слышу? Ты, кажется, защищаешь ее? А разве не ты помог мне выкрасть ее из монастыря? Ну и ну! Кто, как не ты, совсем недавно говорил, что, будь твоя воля, ..ты давно бы убил ее?

— Это было до того, как я узнал, что ты намерен сделать.

Камерон усмехнулся.

— Но ведь даже я не знал, что намерен сделать. Иган погладил шрам на щеке.

— Мойре это не понравится, — неожиданно заявил он. «Черт бы побрал эту Мойру», — сердито подумал Камерон.

— Жениться на ней была не моя идея. И я никогда не обещал этого. А что касается Мередит, то тебе нечего беспокоиться, Иган. Речь идет о мести — вот и все. Да, я хочу ее, и, да, я ее получу. Но я никогда не предам ни тебя, ни свой клан.

Кажется, его слова убедили Игана, и разговор перешел на другие темы. Однако Камерон не мог отделаться от мыслей о Мередит.

Ее страдальческий, обиженный взгляд вызвал у него угрызений совести… Но он не собирался отказываться от того, что задумал. На словах она с презрением отвергала его, но ее губы ему не лгали. Они расцвели под его губами, как ароматный бутон под лучами полуденного солнца.

Сегодня утром, заплетая косу, она перебросила ее через плечо, открыв шею — такую хрупкую, такую беззащитную. Его жезл, прикрытый лишь складками килта, тут же напрягся и затвердел. Он едва сдержал желание прижаться губами к ее шее и сжать ее в своих объятиях.

Все последние дни он наблюдал за ней и частенько думал о том, что ни одна женщина не возбуждала его так, как Мередит. Конечно, она хлестала его своими колючими репликами, но Камерон не забыл, какую истерику она закатила, когда он потребовал родить ему сына.

Он помнил, как она съеживалась всякий раз, когда он прикасался к ней. И все же она, очевидно, доверяла ему, потому что с некоторых пор старалась держаться поближе к нему, когда к ним приближался кто-нибудь из его людей.

Наконец он понял.

Она чувствовала себя неуютно в присутствии мужчин.

Он постоянно размышлял над этим вопросом. Сначала ему пришло в голову, что все дело в смертельной вражде между кланами. Какая женщина не испугается своих врагов? Потом он подумал, что, возможно, всему виной ее безмятежная жизнь — ей повезло, она не знала ни мирских тревог, ни забот. Но, как он уже сказал Игану, она провела в монастыре только два последних года. Она была вполне взрослым человеком, когда уехала из замка Монро в Конниридж.

Интуиция подсказывала ему, что здесь все не так просто. Хорошо бы узнать, в чем все-таки дело. Но он понимал, что она ему об этом не расскажет. Не доверится она ему, как и любому другому представителю рода Мак-кеев.

Однако она искала у него защиты, прижималась к нему, хотя, наверное, сама этого не замечала. Ему было приятно, очень приятно. И он решил, что должен действовать по-другому. Шотландские горцы наносили врагу удар, когда он меньше всего этого ожидал, и он поступит так же — он должен застать ее врасплох. Но не кавалерийским наскоком, а постепенно, исподволь. Он будет ее обхаживать. Он ее приручит. Он ее очарует и нежно приберет к рукам. Камерон был настроен очень решительно. Только бы у него хватило терпения!

У Мередит была своя точка зрения на данную проблему. Камерону она пока еще не очень доверяла. Да и как ей было доверять ему, если он вдруг без всякой причины переставал с ней разговаривать и не смотрел в ее сторону? Иногда она ловила на себе его изучающий взгляд, но он сразу отворачивался с равнодушным видом.

Она бы тоже хотела продемонстрировать ему свое равнодушие, но, увы, ее неудержимо влекло к нему. В нем чувствовалось ярко выраженное мужское начало, перед которым не могла устоять ни одна женщина — а уж она тем более! Она млела от его прикосновений и поцелуев, а его внезапная холодность лишала ее сна и аппетита. От его поцелуев она горела как в огне, у нее кружилась голова и бешено билось сердце. Как будто этого было мало, его поцелуи к тому же вызывали томление в самых недозволенных местах. Даже ее соски как-то странно набухали и напрягались. Вчера вечером он потянулся за хлебом и коснулся ее груди. Ее словно удар молнии поразил. Интересно, что было бы, если бы он прикоснулся к голой коже?

Он часто прикасался к ней. Умышленно. Она понимала, зачем он это делает. Он хотел, чтобы она постепенно привыкла к нему. Мередит, стараясь уберечься от его нескромных взглядов, купалась и переодевалась, когда он отсутствовал, и, слава Богу, он ни разу не оскорбил ее скромность. А вот у него подобных комплексов не было! Он расхаживал по комнате голым. Он спал голым! Мередит всегда отворачивалась, хотя однажды он застиг ее на месте преступления: она пристально разглядывала его, и уже не в первый раз! Тогда этот мерзавец рассмеялся! И с тех пор, стоило ей встретиться с ним взглядом, в его глазах зажигался огонек, который он даже не пытался скрыть. Она не сразу догадалась, что означал этот огонек, но теперь поняла.

Это был огонь желания. Неприкрытого, горячего желания.

С тех пор стало еще хуже. Она не могла посмотреть на него чтобы не вспомнить о том, чего он хочет… что он сделает и что получит от нее.

Он был прав. Это неизбежно. Она будет принадлежать ему. Это всего лишь вопрос времени.

Напряжение становилось невыносимым. Временами она почти желала, чтобы он овладел ею — и дело с концом! Ее даже удивляло, что он до сих пор не сделал этого.

По ночам она лежала рядом со спящим Камероном, а дни проводила в одиночестве. Обычно ей было несвойственно жалеть себя, но такой забытой и заброшенной она еще никогда себя не чувствовала. Она могла бродить внутри крепости где угодно, но Иган или Финн всегда маячили поблизости. Хотя она не испытывала к ним ненависти, ей было неприятно, что за ней следят, как будто она какая-нибудь преступница, совершившая что-то ужасное. Это очень ее обижало, ведь она понимала, что наблюдение за ней установлено по его указанию.

Она любила сидеть на маленькой каменной скамье возле часовни. Здесь, в укромном уголке крепостного двора, вдали от шума и суеты, было тихо и спокойно, цвели цветы, щебетали птички, и она могла забыть хотя бы на время, что она пленница.

Однажды теплым летним утром, почти две недели спустя после своего прибытия в Данторп, она сидела там после молитвы и думала об отце.