Детектив - Артур Хейли

— Не забывай, что мы скрыли некоторые детали предшествовавших преступлений.

— Да, но только некоторые. У репортеров есть свои источники информации, и утечки неизбежны.

— Ты говоришь странные вещи, Малколм, я над этим поразмыслю. Хотя, признаюсь тебе сразу, после обследования места убийства Эрнстов, твоя версия кажется мне маловероятной.

Эйнсли не стал переубеждать его.

Вскоре Сандра Санчес дала заключение о вскрытии трупов. Да, обе жертвы были убиты с помощью бови-ножа, как доктор и предполагала после первого, поверхностного осмотра. Однако следы, оставленные орудием убийства, отличались от тех, что фигурировали в более ранних делах. Нож был использован другой, но… Это ничего не доказывало. Подобные ножи продавались на каждом углу. У серийного убийцы их могло быть несколько.

Дни текли, и вопреки сомнениям Эйнсли, становилось все более очевидным, что Эрнсты погибли от той же руки, что и восемь других жертв нераскрытых серийных убийств. Совпадали основные обстоятельства и даже детали: умерщвленный кролик, который мог все же быть Библейским символом; похищение всей денежной наличности; пренебрежение преступника к дорогим ювелирным украшениям, лежавшим на виду; громкая музыка по радио. Как и в других случаях, полностью отсутствовали отпечатки пальцев убийцы.

Конечно, сыщиков насторожила одна несообразность: между убийством Урбино в Сосновых террасах и убийством Эрнстов прошло всего три дня, тогда как прежние преступления разделяло два-три месяца. Этот факт заинтересовал прессу и общественность. Сами собой напрашивались вопросы. Может, убийца решил ускорить исполнение своей смертоносной миссии, какой бы она ни была? Или у него возникло ощущение неуловимости и безнаказанности? Есть ли тайный смысл в том, что своей жертвой он избрал в этот раз городского комиссара? Не угрожает ли опасность жизни других высокопоставленных чиновников? И, наконец, чем занимается полиция, пытается ли предугадать следующий ход преступника?

Хотя ответить на последний из этих вопросов публично полицейские не могли, спецподразделение под командой Эйнсли начало негласную слежку за шестью подозреваемыми. Дело об убийстве Эрнстов тоже было решено поручить им. Сержант Брюмастер, продолжая официально вести расследование дела Эрнстов, вошел в состав подразделения Эйнсли вместе с детективами Дионом Джакобо и Сетом Уитманом.

Однако спецкоманда только еще разворачивала свое наблюдение, когда произошла встреча, которая, как Эйнсли прекрасно понимал, была неизбежна.

Через два дня после того, как были найдены обезображенные трупы Густава и Элинор Эрнст, Эйнсли приехал к тебе в отдел в восемь пятнадцать утра, по дороге он заехал в дом Эрнстов получить от сержанта Брюмастера самую последнюю информацию. К его разочарованию, ничего нового он не узнал. Итог опроса соседей о любых подозрительных незнакомцах, которых они могли заметить в последние дни, Брюмастер подвел одним испанским словом: “Nada”[1].

Первым, кого Эйнсли увидел, когда вошел в отдел, был лейтенант Ньюболд.

— Тебя кое-кто хочет повидать у меня в кабинете, Малколм. Отправляйся прямиком туда.

Несколько мгновений спустя, с порога кабинета начальника отдела по расследованию убийств Малколм увидел в кресле Ньюболда Синтию Эрнст.

Полицейская форма была ей на удивление к лицу, и выглядела она потрясающе. Не забавно ли, подумал Эйнсли, что простецки скроенная мужская одежда может смотреться на женщине так сексапильно? Сшитый на заказ китель с майорскими золочеными дубовыми листьями на петлицах только подчеркивал идеальные пропорции ее фигуры. Темные волосы, подстриженные по уставу — четыре сантиметра над воротничком, оттеняли нежно-розовую кожу лица и выразительные зеленые глаза. Эйнсли уловил запах знакомых духов, и на него внезапно нахлынули воспоминания.

Синтия была погружена в чтение единственного листка бумаги, лежавшего перед ней на столе. Когда она подняла голову и заметила Эйнсли, на лице ее не отразилось никаких эмоций.

— Войдите и закройте дверь, — сказала она. Эйнсли не мог не заметить ее покрасневших век. Она плакала…

Встав у края стола, он начал:

— Я хотел бы выразить свои глубочайшие соболез…

— Спасибо, — резко оборвала майор Эрнст и сразу перешла на сугубо деловой тон. — Я пришла, сержант, задать вам несколько вопросов.

— Постараюсь исчерпывающе на них ответить, — невольно в тон ей сказал Эйнсли.

Даже сейчас, когда она держалась с ним так холодно, видеть ее, слышать ее голос было для него так же радостно, как и в дни их любви. Теперь казалось, что это было очень давно — их упоительно-эротичный, волнующий, слегка безумный роман.

Он начался пять лет назад, когда они оба работали в отделе по расследованию убийств. В тридцать три (на три года моложе Эйнсли) она была необычайно хороша собой и притягательна. А сейчас она казалась ему еще более желанной. Ее подчеркнутая суровость к нему странным образом усиливала вожделение, обостряла чувство, которое овладевало им при виде этой женщины. От Синтии исходили манящие импульсы, как от радиомаяка, так было всегда. В этой совсем уж не романтической обстановке Эйнсли, к своему смущению, ощутил в себе приливы желания.

Она кивнула на кресло, стоявшее по противоположную от нее сторону стола, и сказала без улыбки:

— Можете сесть.

— Спасибо, майор; — Эйнсли все же позволил себе чуть заметно улыбнуться.

Он сел, понимая, что с первых же слов Синтия очертила рамки их отношений — строгое соответствие субординации, а в звании она была теперь значительно старше его. Что ж, отлично! Всегда лучше с самого начала знать правила игры. Жаль только, что она не позволила ему высказать искреннее сострадание по поводу страшной смерти ее родителей. Синтия опять уставилась в лист бумаги на столе. Спустя какое-то время она неспешно отложила его в сторону и снова посмотрела на Эйнсли.

— Как я поняла, именно вам поручено руководить расследованием убийства моих родителей?

— Да, это так. — Он начал рассказывать о спецподразделении и причинах его создания, но она прервала его.

— Это все мне уже известно.

Эйнсли замолк, гадая, чего хочет Синтия. В одном он не сомневался: она была в глубоком, неподдельном горе. О многом говорили покрасневшие глаза. Насколько он знал, Густава и Эленор Эрнст связывали с Синтией, их единственным ребенком, особо нежные отношения.

При других обстоятельствах он бы потянулся и обнял ее или просто погладил по руке, но догадывался, что сейчас не стоит этого делать. Уже четыре года, как между ними все кончилось, а Синтия к тому же обладала удивительной способностью возводить вдруг вокруг себя непреодолимую стену, полностью отрекаться от всего личного и становиться жестким, требовательным профессионалом, чему он не раз был свидетелем.

Работая вместе с ней, Эйнсли открыл для себя куда менее достойные восхищения черты ее характера. В своей жесткой прямолинейности она не различала мелких нюансов, а именно внимание к мелочам зачастую приводит к успеху расследования. Она предпочитала действовать быстро и наверняка, даже если приходилось для этого выходить за рамки законности — заключать закулисные сделки с преступниками или подбрасывать “улики”, когда трудно было добыть доказательства иным путем. В свое время она находилась у него в подчинении, и Эйнсли порой выговаривал ей за недостойные методы, хотя высокая эффективность се работы была бесспорна, что шло на пользу его собственной репутации.