Чужой муж - Елена Арсеньева

И он с издевкой похлопал Гаврилу Петровича по плечу.

Однако тот схватил его за грудки, подтянул к себе:

– Подожди! Письмо тебе. От Веры Кондратьевны!

Родион вырвался, и Гаврила Петрович с силой шлепнул ему на грудь конверт:

– Как и просили – лично в руки передал.

Плюнул с отвращением – и пошел прочь.

А Родион с опаской покосился на окно своей комнаты: не стоит ли там Лиля, не наблюдает ли эту отвратительную сцену?!

Однако у окна никого не было. Он немного успокоился и вскрыл конверт.

Там были письмо и фотография женщины и девочки лет трех.

Читать Родион не стал, на фото глянул мельком – и с раздражением затолкал все обратно в конверт, а его спрятал во внутренний карман куртки.

Теперь главное, чтобы на этот конверт никогда не наткнулась Лиля…

Вот же принесло Петровича, да как не вовремя! Лиля собиралась сходить к отцу, рассказать о том, что беременна.

Надо надеяться, что переезд в Дом с лилиями состоится со дня на день!

Однако Родион надеялся напрасно. Да, Лиля сходила в горком, вызвав туда и Тасю, чтобы объявить радостную весть обоим родителям. Само собой, они немедленно принялись ссориться, ибо каждый был уверен, что Лиля переедет именно к нему. Однако Лиля объявила, что они с Родионом собираются жить самостоятельно, а потому останутся в общежитии.

Когда она сообщила об этом мужу, тот с трудом удержался, чтобы как следует не врезать ей. С Веркой он бы не поцеремонился, но, ударив Верку, можно было руку отбить, да и она сама не осталась бы в долгу, а Лилю и пришибить недолго…

Нет, с ней надо быть поосторожней, она – пропуск Родиона в другую жизнь: ту, о которой он мечтал и которой был достоин!

Ну что ж, решил он, поразмыслив: придется, как всегда, брать дело в свои руки.

На другой же день он подстерег у крыльца комендантшу и заискивающе подхватил под руку:

– Теть Мусь… Я слышал, что ремонт в общежитии намечается…

– Начнем потихоньку с первого этажа, – кивнула она. – С Ленинской комнаты. Вам не о чем беспокоиться.

– Так начните с нашей комнаты, – вкрадчиво попросил Родион.

– Паря, ты с ума сошел?! – воззрилась на него комендантша. – Ремонт с выселением! Куда я вас дену?! Комнат лишних нету!

– Да и хорошо, что нету! – прошипел Родион и тихонько сунул ей в карман червонец. – Выселяй нас к чертовой матери из этой комнаты!

– Как скажешь, соколик, – усмехнулась тетя Муся. – Выселю. Только взяток я не беру. Так и передай своему тестю!

Она пошла прочь, но Родион все же умудрился вернуть червонец в карман ее просторного плаща.

Правду говорят, будто от тети Муси ничего не скроешь! Все насквозь видит, зараза!

Ну ничего, главное, чтобы она Лильке не разболтала, почему ремонт начали именно с комнаты молодоженов… Будем надеяться, червончик поможет ей удержать рот на замке!

Родион взбежал на крыльцо с улыбкой. Убогий общежитский быт сегодня не раздражал его, как обычно. Родион смотрел на облупленные стены, а видел изящные линии старинного Дома с лилиями, привычно задерживал дыхание, проходя мимо кухонь, пропахших подгорелым растительным салом, а ему чудилось, будто он вдыхает аромат расцветающих цветов…

Весна. Весна! Как же там прекрасно, наверное, весной – в этом старинном парке, где Родион Камышев будет скоро гулять как хозяин!..

* * *

Говоров зачастил в Дом пионеров. Девчонки из Тасиного кружка кулинарного искусства к нему уже привыкли. Михаил Иванович как-то раз сказал, что ему по должности положено интересоваться воспитанием подрастающего поколения, – ну, девочки восприняли это как должное и больше не удивлялись его появлениям. И их не слишком-то интересовало, почему это товарищ Говоров не интересуется работой шахматного кружка или, там, кружка кройки и шитья, а захаживает исключительно к ним, кулинарам.

С другой стороны, готовят они с каждым днем все лучше, охота человеку вкусно поесть – ну вот он и ходит…

В самом деле: Михаил Иванович иногда ел котлеты или блины, ими приготовленные, или, там, винегреты-салаты всякие – не слишком, однако, замечая, что ест. Глядел он в это время на Тасю и с самым невинным видом жаловался, как голодно ему теперь живется: Варвара просится на пенсию, Маргарита ушла, некому ему даже супчику сварить.

Тася сначала напоминала, что Маргарита никогда ничего в Доме с лилиями не сварила, даже кашу детям, а Варвара на пенсию просится с тех пор, как Тася ее знает, – но потом поняла, что Михаила не отвадить. Хочет ходить – ну и пусть ходит. Никаких опасных разговоров он больше не начинает, а что смотрит не сводя глаз – так и пусть смотрит. Дырку небось не проглядит!

Они старики уже для всяких глупостей – дочка вот-вот подарит им внука. Старики, друзья, дед с бабкой… Ничего страшного, что Михаил то и дело отирается в этом уютном кабинете!

Однако очень скоро благостное Тасино настроение было развеяно самым грубым образом. В тот день Михаил явился после занятий, съел котлеты, изготовленные девочками, – вернее, проглотил, словно не замечая их вкуса, а потом вдруг брякнул на стол перед Тасей серую тоненькую брошюрку, которая, несмотря на свою невзрачность, была важным документом и называлась трудовой книжкой. Обычно она хранилась в отделе кадров Дома пионеров, а почему вдруг оказалась у Михаила, было совершенно непонятно.

– А что там? – удивилась Тася.

– А ты взгляни, взгляни! – посоветовал Говоров, с подчеркнутой аккуратностью составляя стулья в кабинете.

Тася открыла, прочла последнюю запись – и не поверила глазам. Повторила недоумевающе:

– Уволена? По переводу в областной Дворец пионеров и школьников? Миша, как это понимать?

Тот развел руками так, словно Тася задала самый нелепый на свете вопрос:

– Да вот так и понимать! Скажи спасибо этому дому – поедешь к другому!

– И все же я не понимаю!

Говоров вскинул голову:

– Я тебя уволил! Перевел! Со мной уезжаешь! В область! Может, хватит уже?! Набегались?

В эту самую минуту к двери кабинета подошел Шульгин. Он уже минут пять бродил по коридорам Дома пионеров, наслаждаясь созерцанием детских лиц так, как ими могут наслаждаться только немолодые люди, прожившие жизнь одиноко – и только перешагнув полвека, вдруг отяготившиеся этим своим одиночеством. Все дети казались Шульгину очень красивыми и необычайно умными – куда нам, старикам! Потом он постоял на площадке, где шел сеанс одновременной игры мальчишек из шахматного кружка со взрослым мастером, украдкой помог одному из них избавиться от «дурацкого мата»[11] и, поправляя букет хризантем (под чутким приглядом Шульгина цветоводство в Ветровске расцвело воистину пышным цветом, так что никаких трудностей с тем, чтобы добыть хризантемы весной, лилии – поздней осенью, а розы и вовсе под Новый год, теперь не существовало), уже занес было руку, чтобы открыть дверь в Тасин кабинетик, как вдруг услышал взволнованные голоса Говорова и своей жены. Невольно вслушался в их разговор – да так и обмер…