Наследница поневоле - Ирина Львова

— Ах вот как… — догадался Тарасенков. — Совпадение, значит?

— Точно так, Сергей Сергеич. Совпадение, мил друг, самое настоящее совпадение и никакого расследования. Но… — Заварзин многозначительно поднял указательный палец. — Если что подозрительное услышу или увижу, непременно просигналю! А у ларька я и правда Славика искал. Мы с ним пивка попить договорились. Я ему бабки отдал, ну, пока от своей козы отбодался, пока собрался… Замешкался, одним словом. Эх, черт, жалко парня! Ты уж мне, старик, позвони. Скажи, в какую точно больницу его отправили? Ей-богу не вру, Серега, — закончил он с такой неподдельной искренностью, что даже тертый калач Тарасенков заколебался.

— Позвоню… — растерянно пообещал капитан. Такого поворота событий он никак не ожидал. — Слышь, Андрей, ты свою даму сердца предупреди, у вас в районе маньяк объявился. Словом, пусть поостережется!

— Спасибо, — протянул огорошенный Заварзин и добавил задумчиво: — Только этого еще не хватало!

Тарасенков пристально смотрел ему вслед. Совпадение? Совпадение… И все-таки… Разве можно верить Заварзину на слово? Дудки!

— Не реви. Славик жив. А теперь подумай — он один мог опознать убийцу. Скорее всего, это тот самый француз, которого наняла американская наследница. Но чем черт не шутит? А если не он? В любом случае убийца знал, что Славик может его опознать, и попытался заставить его замолчать навсегда. Блондин! Чертов блондин в темном плаще! Но возникает вопрос: как он узнал о том, что его видел Славик?

— О Господи! Ты подозреваешь Гарриса?

— И Херби тоже — ведь он знает киллера! А кого еще? — усмехнулся Заварзин. — Эти парни вполне способны вести двойную игру. Или ты думаешь, Славик ходил с плакатом: «Я видел киллера»? Хотя у меня есть одна мыслишка…

— Какая?

— Вот проверю, тогда скажу… А пока давай телефон. Проведаем наших американских друзей.

Лиза послушно встала и подала Заварзину аппарат.

Он принялся лихорадочно накручивать диск.

— Слушай, и как у тебя такой монстр сохранился? Жуть какая-то. Произведение мастеров каменного века! — ругался детектив.

Лиза обиженно поджала губы и ушла на кухню готовить кофе.

Через несколько минут туда пришел и Заварзин. Он прислонился к дверному косяку и стал смотреть, как Лиза расставляет на разделочной доске чашки, кастрюльку с кофе и сахарницу.

— Давай отнесу, — мрачно предложил он, и Лиза, почуяв недоброе, подняла на него испуганные глаза.

— Ни того ни другого нет дома, — неохотно ответил он на невысказанный вопрос.

Девушка вздохнула:

— Значит…

— Не будем спешить с выводами, — перебил ее Заварзин. — Но позаботимся о твоей безопасности. Завтра придут мастера устанавливать сейфовую дверь.

— Но осталось всего несколько дней! Я получу наследство и уеду куда-нибудь… — попробовала возразить Лиза. — Зачем мне дверь? Это же безумные деньги!

— Не жмись. А то наследство получать некому будет. Мне ведь, возможно, придется ненадолго оставлять тебя одну. Даже Славика теперь под рукой нет. Так уж лучше я тебя запру в «сейфе», чем буду трястись, не дали ли тебе по башке в мое отсутствие, — заявил частный детектив, забирая у хозяйки импровизированный поднос.

— Ну хорошо…

— Триста долларов. Они сказали — берут сверху за срочность, — тоном, не допускающим возражений, объявил Андрей.

— Ой, как много… — расстроилась девушка.

— Да ты, мадемуазель, скупердяйка!

Лиза покраснела и промолчала.

Он опять устроился в любимом Лизином красном кресле и, поглядывая на нее, потихоньку прихлебывал горячий крепкий кофе.

— Слушай, а ты вовсе не такая серая мышь, какой показалась мне, когда я начал вести за тобой наблюдение. Почему ты никогда не пыталась… ну… подкраситься, одеться… Как сейчас? — спросил он.

Она разозлилась:

— А мне не до этого было.

— И какие же мировые проблемы ты решала? — ехидно спросил он.

— Старалась не сдохнуть с голоду, — резко сказала она и посмотрела ему прямо в глаза.

Детектив впервые за все время смутился:

— Извини. Я не хотел тебя обидеть.

— Обидеть? Разве меня можно обидеть? Ведь я — не человек. Даже — не женщина. Меня можно походя толкнуть и не извиниться. Надо мной можно посмеяться только потому, что я некрасива и плохо одета, не думая, что мне тоже может быть больно. Мне даже можно предложить взять поношенные тряпки, как это делает моя соседка тетя Валя, и при этом сказать, что ее тринадцатилетняя дочка все равно этого не наденет. Я же ничтожество, трава придорожная, на которую наступают и не замечают этого. Меня можно оскорбить, не сомневаясь, что это пройдет безнаказанно. На меня можно кричать. Меня можно просто в упор не видеть. Я же никто! Никто! А ты… Почему ты сейчас меня охраняешь? Почему вообще со мной разговариваешь? Только из-за моего наследства! И тебе совершенно наплевать на то, что у меня есть душа, сердце… — Лиза дрожала от негодования.

Заварзин не стал оправдываться.

— Да, — согласился он, — из-за наследства. Не будь его, тебя не потребовалось бы ни от кого охранять. Даже следить не пришлось бы. — Обезоружив собеседницу таким нехитрым способом, Андрей перешел в наступление. — Да ты, мадемуазель, просто маньячка. У тебя комплексов как у натурального психа, — с усмешкой сказал он.

Лиза бросилась на него с кулаками:

— Убирайся отсюда! Уходи к черту! Пусть меня лучше убьют, чем такое терпеть!

Андрей поспешно вскочил и начал бегать от нее, огибая то стол, то кресла, пока не извернулся и не схватил ее за руки. Она еще несколько раз дернулась, пытаясь вырваться, зарыдала и сникла.

Заварзин усадил ее на диван и спокойно заговорил:

— Вот что, мадемуазель… Послушай-ка меня внимательно. Пока я наблюдал за тобой… В самом начале… И сведения о тебе собирал… Я ведь узнал о тебе очень многое. О твоем отце, о твоей жизни с матерью и отчимом. И о том, как тяжело тебе было получить образование… Я стал уважать тебя. Вот, думал я, девчонка, которая не сгибается под ударами судьбы. Тот редкий случай, когда человек во всех ситуациях сохраняет чувство собственного достоинства. Маленький философ, который не проклинает жизнь, а находит в себе силы принимать ее такой, какая она есть. И наверное, именно поэтому мне стало не все равно, что с тобой будет дальше. А ты? Неужели под личиной храброго воробья скрывался завистник, ненавидящий весь мир и лелеющий свои обиды на людей и на жизнь? Да тебе нравилось быть… как ты сказала? — Он сделал вид, что с трудом пытается вспомнить слово. — Придорожной травой! Вот что я тебе скажу! Ты упивалась своими горестями, как нищий калека, который выставляет свои раны и язвы напоказ.