Профессор, поправьте очки! - Дмитрий Стрешнев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– -Сейчас, только напарника приведу. А чего делать-то?
– -Да ничего не надо!-оживляясь, заговорили зеленые.-Делайте вид, что ковыряетесь. Для порядка. А если придет такой… морда вагоном, скажешь: ребята, мол, отклеились на минутку за инструментом.
Сева помчался к профессору.
Тот успел снять крышку с розового бачка; на полу у его ног лежали несколько блестящих металлических предметов, похожих на хирургические инструменты.
– -Больше ничего не отвинчивается!-пожаловался он.
– -И не надо,-сказал Сева.-Идите за мной.
– -А ремонт?-спросил Потапов, поигрывая ключом и плоскогубцами.
– -Там ремонт поважнее,-на свою голову пошутил Сева.
Он помог Потапову побросать инструменты в ящик, и они трусцой направились к лестнице.
Зеленые уже были наготове. Один из них благодарно похлопал Потапова по плечу.
– -Не обижайся, друг. Вчера какого-то бухла врезал – отходняк от него тяжелый. Надо себя набело переписать. Понял?
– -П-понял,-отважно сказал Потапов.
– -Балтику шестой номер не берите,-заметил Сева.
– -Почему?
– -Очень бьет по шарам.
Работяги посмотрели на него с уважением, но с достоинством ответили:
– -Хорошая голова не болит.
Когда Чикильдеев решил, что зеленые комбинезоны ушли достаточно далеко, он сказал Потапову, опасаясь, что того снова потянет к унитазу:
– -Теперь сидите тут, никуда не отлучайтесь.
– -А вы куда?
– -Осмотрю этот этаж.
– -А на том ничего нет?
– -Нет.
– -А ниже?
– -Ниже при ваших царях-косарях не копали. Мы же не динозавров ищем.
– -Но вы всё равно посмотрите.
– -Посмотрю.
Чикильдеева ждала еще одна такая же стена, белая и неотзывчивая. Он снова стал стучать ключом, извлекая знакомый безрадостный звук.
– -Макарий…-шептал он, воодушевляя себя.-Триста сундуков…
Внезапно он почувствовал за спиной чужое негостеприимное биополе. Сева осторожно скосил глаза через плечо. Позади стоял молодой человек в неброском костюме и с висюлькой охранника на лацкане.
– -Что вы делаете?
– -Что, что… Ищу, где труба проходит.
– -Какая труба?
– -Триплексная,-наобум сморозил Сева.
Пока костюм переваривал информацию, Чикильдеев резво достучал до угла и бросился наутек, продолжая для конспирации бить ключом в стену.
Возле труб его ждал радостный профессор.
– -А я тут, кажется, догадался, как оно устроено!
Сева в ужасе посмотрел вокруг.
– -Это что?
На полу лежали загадочные гайки и сочленения.
– -А!-презрительно сказал профессор.-Топорная работа! Вы что – не знаете, как у нас всё делается? Навертели лишнего, мастера!
– -А вдруг хозяева обидятся?-опасливо возразил Сева.
– -Бросьте! Смотрите!-профессор на удивление ловко повернул красную рукоятку крана.
После этого жеста несколько секунд сохранялся полный штиль. Потом труба заныла, а один из соединительных шлангов мелко задрожал.
В этот момент в отсек вошел работяга с непропеченным лицом. Сначала его взгляд уперся в детали на полу, а потом, выпучив глаза, он окинул всю панораму и дико закричал:
– -Ты что, пингвин, с ума сбалдел?
– -На века!-гордо сказал профессор и постучал гаечным ключом по ближайшей муфте.
Послышалось что-то вроде "тр-р-р" – и в тон профессорской браваде с веселым свистом и шипением в лицо вошедшему грянула струя воды, разбиваясь об него в мелкий бисер.
Сева схватил одной рукой профессора, другой – всхлипнувший ящик с инструментами и, роняя какие-то железки, бросился прочь.
К счастью, головокружение от успехов у Потапова быстро прошло, и скоро он уже сам бойко бежал вслед за Севой, удаляясь от страшных криков позади.
Когда утром следующего дня часов около восьми капризное московское солнце презрительно глянуло из-за облаков на жителей великого города, то в известном нам доме оно могло наблюдать следующую картину:
В кресле под псевдокитайским торшером, бессильно уронив голову на грудь, полулежал профессор Потапов. Сева Чикильдеев нижней половиной тела опирался на стул, а верхней частью лежал на круглом профессорском столе.
Ветер, залетающий время от времени в приоткрытое окно, понемногу сбрасывал бумажные клочки на пол. Их назойливое шуршание в конце концов привело к тому, что севины веки дрогнули и приоткрылись. Увидев то, что находилось у него перед глазами, Чикильдеев сморщился как от сильной боли и с тоской произнес:
– -Подумать только, из-за этого мусора мы рисковали жизнью!
Для тех, кто менее догадлив, скороговоркой поясню, что, вернувшись с прогулки под землю, Сева с профессором всю ночь с лихорадочным энтузиазмом исследовали добычу, захваченную в тазу у прораба Фуфаева, пытаясь из уцелевших закорючек и буковок вытянуть ниточку, ведущую к либерее. Они задремали под утро, сломленные горькой догадкой, что последняя надежда потеряна.
Сева поднял нетвердо держащуюся на шее голову, взял со стола ближайший листок с загнувшимся краем и с ненавистью прочитал:
– -"Фрагмент номер 16". Уцелевший текст: "арти… зов… кв.м. … нх… 7 авг…". И что это могло бы означать, маэстро?
Севин вопрос был обращен либо к самому себе, либо к Потапову, поскольку других маэстро в комнате не было.
Профессор пошевелился и, продолжая ночной марафон, тусклым голосом послушно проговорил из забытья:
– -"Нх" – редкое сочетание в русском языке. В данном случае возможно является частью слова "фенхель" – разновидность укропа – или “оксиринх” – нильский окунь.
– -Прекрасно!-восхитился Чикильдеев.-Какая находка! А главное: сколько света сразу в наш темный подвал!
Он засмеялся оперным смехом.
– -Всё! Слава Богу, конец наваждению! Фараоны! Аристотели! Каллимахи-Мономахи!
От всего этого шума профессор окончательно проснулся, открыл глаза и в бессильном изумлении смотрел, как Чикильдеев подбрасывает в воздух обгорелые бумажки, совсем недавно бывшие такими ценными, что их хранили в специальной коробке из под печенья Danish Windmill.
– -Не понимаю, чему вы радуетесь,-горько произнес он наконец.
– -Чему я радуюсь! Чему я радуюсь! Тому, что эти вот бумажки больше не командуют моей жизнью!-запел Сева на несуществующий мотив.
При этом, схватив полную горсть клочков, он размахивал ими перед лицом Потапова. Потом, подбросив их в воздух, напустился на другие.