Девять воплощений кошки - Татьяна Степанова

Плечи атлета, косая сажень… Блондин… Эти вот щегольские ботинки, идеально начищенные до блеска… а тогда, раньше… он был обут в домашние тапочки… И лица его сначала тоже было не видно, потому что он возник в дверях, в прихожей квартиры…

Это же тот самый отец подозреваемого, к которому ее в воскресенье привел лейтенант Миронов! Ну, точно он.

Тригорский-старший повернулся и внимательно посмотрел на шкаф для спецодежды в комнате техников. Катя совсем притихла внутри.

– Вы меня знаете? – спросил Елистратов.

– Так точно. По телевизору сколько раз видел, Петровку, 38 смотрю регулярно. И на заседание фонда правоохранительного вы приезжали, на объединенные совещания – наше областное и ваше столичное в комплексе.

– Николай… как ваше отчество?

– Николай Григорьевич.

– Николай Григорьевич, дело очень серьезное. Убийство в музее.

– Это я уже понял.

– Вообще-то в функции охраны входит обязанность предотвращать подобные прискорбные инциденты.

– Так точно, – согласился Тригорский-старший. – Я сколько раз говорил: надо усиливать меры безопасности, реформировать систему контроля за посетителями. Тотальный контроль, строжайший. И за персоналом, сотрудниками музея тоже. А то дисциплины никакой. Порядок тут нужен, новый порядок. А не эта либеральщина. Вот она где у меня, эта здешняя либеральщина, интеллигентщина, – он чиркнул ребром ладони по горлу. – Сколько раз руководству докладывал. Непосредственно начальнику службы охраны Ревунову. Он сейчас в отпуске. На островах загорает, на Канарах, а тут убийство во вверенном ему подразделении. То есть в музее. Я сколько раз докладывал, предупреждал. Так меня разве слушают? Говорят, ты ничего не понимаешь, тут музей, тут свои традиции, это ученые, отставить солдафонство… Вот и получили теперь.

– Так, ясно, с местными порядками в смысле контроля вы не согласны, – подытожил горячую тираду Тригорского Елистратов. – Что произошло сегодня?

– Репетиция ночи музеев. Еще одна напасть. Еще один финт придумали. Ответственность за сохранность вверенных культурно-материальных ценностей в разы повышается.

– Где вы находились, когда поступил вызов?

– На главном пульте. Мне сын позвонил.

– Так, на главном пульте. Тот коридор, где обнаружили тело, камеры просматривают?

– Нет. О чем я вам и говорю! Нужен тотальный визуальный контроль. А этого тут нет. Нижнее наше царство, кроме спецхранилища, по сути, визуально ничем не охвачено.

– Нижнее, простите, что?

– Нижнее царство. Это жаргон такой музейный. Залы с экспозицией – это Верхнее царство, там все под контролем, четко. А Нижнее, ну, службы и вся начинка ученая музея – свобода. Ученым все свобода нужна.

– Так где по схеме камеры?

– У спецхранилища. Я вам лучше потом на схеме покажу.

– В этот вечер, в эту ночь вы на пульте сидели, ничего подозрительного не заметили?

– Никак нет. Репетиция ночи музеев. Ни черта не работает, как всегда. Стали налаживать – так чинить надо, свет гас, сигнализация барахлит. Все как обычно.

– Когда сын вам позвонил, вы сразу спустились?

– Мне не надо спускаться. Пульт тоже внизу, в Нижнем царстве. Я немедленно послал туда своих сотрудников охраны. И сам пошел. Там были эти трое – которых вы все допрашиваете: фотографы, они не из музея, и наша Шумякова-смотритель. И сын мой Мишка. И эта женщина, мертвая.

– Потерпевшая вам знакома?

– Это Юдина – начальник проверочной комиссии Счетной палаты. Мне ее Виктория Феофилактовна официально представила. У нее, мол, как у проверяющей музей – особые полномочия. Она вольна ходить везде и проверять нас. А мы только под козырек брать.

– Так когда вы ее видели?

– В понедельник вечером, сразу как эта комиссия к нам приехала. И потом тоже все эти дни.

– А сегодня вечером?

– Сегодня вечером я ее не видел.

– Но она же осталась в здании музея.

– Это ее вольная воля – когда приходить, когда уходить. Она же проверяющая, шутка сказать – аудитор Счетной палаты.

– У нее имелся пропуск в музей?

– Так точно, пропуск через служебный вход. Но мы не фиксируем, кто входит, кто выходит. Иногда только, очень редко, проверки устраиваются по поводу дисциплины прихода на работу вовремя.

– То есть, что же получается? Любой сотрудник или проверяющий может остаться в музее даже на ночь? Вы никак этого проконтролировать не можете?

– Если на камере увидим, проконтролируем. Они тут часто допоздна сидят в научной бибилиотеке, в хранилище. Работают, диссертации строчат. Это ж ученые. Я сколько раз говорил – дисциплины у них никакой. А мне все – отставить солдафонство, здесь музей.

– А посетители музея?

– Тут все строго. Все на выход в шесть вечера. И потом несколько раз полный обход всех залов. В Верхнем царстве с этим как раз все очень строго. Согласно инструкции по безопасности.

– Нет ли у вас подозрений, кто мог совершить это убийство?

– Нет, у меня нет подозрений.

Николай Тригорский произнес это после крохотной паузы.

– Ну, что ж, спасибо вам.

– Всегда рад помочь правоохранительным органам. В Красногорске живу, там помогаю активно. Вот фонд наш правоохранительный дружину в городе народную возрождает, я принимаю активное участие в этом.

– Хорошо, я понял, спасибо вам за сотрудничество, Николай Григорьевич.

Тригорский-старший вышел – неторопливый, солидный, со своей персональной рацией.

Катя открыла дверь шкафа настежь.

– Я еще не закончил знакомиться со свидетелями, – сухо сказал ей Елистратов. Он о чем-то напряженно думал. – Сидите, коллега, считайте, что вы там на ответственном посту. Такой объем информации и так сразу. Вы должны быть мне благодарны.

Катя молча прикрыла дверь шкафа. На посту у дверной щели! Мерси, генерал! Боже, как там Анфиса? Она уже, наверное, в истерике бьется.

Прошло томительных пять минут. Кто же следующий на допрос? Видимо, в здании этого свидетеля искали, чтобы привести к генералу Елистратову.

Затем в комнату техников вошла менеджер Кристина.

– Неужели это правда и ее убили? – спросила резко, с ходу, точно она тут – главная и имеет право задавать вопросы. – Я хотела посмотреть, убедиться сама, но меня даже туда не пропустили!

– Простите, я тут в списке очевидцев запутался немножко, – самым мирным, самым спокойным тоном ответил Елистратов, предлагая даме стул. – Вы ведь Кристина Львовна Ольхова, менеджер по организации работы и проведению выставок?

– Да, это я.

– А в чем вы хотели убедиться лично? В том, что Дарья Юдина – старший эксперт при аудиторе Счетной палаты и глава государственной проверочной комиссии, посланной в ваш музей, действительно мертва?