Седьмое таинство - Дэвид Хьюсон

— А чем вы теперь занимаетесь?

— Работаю на полставки в детском саду. Немного рисую. Просто для себя. Нигде не выставляюсь.

Руководитель группы бросил взгляд по сторонам.

— Извините, но не могу не спросить… Почему вы живете здесь? Почему не на Авентино?

— Адвокаты стоят дорого.

— Но ведь Джорджио признал себя виновным. И судебного расследования не было.

— Он сам так решил. Я пыталась убедить его, что нужно протестовать. И потратила большую часть своих денег на адвокатов, которые считали, что смогут его переубедить. А дом уже и так был заложен, на нем висела куча долгов. Кроме того, когда муж сидел в тюрьме, а сын пропал… — Ее темные глаза обвиняющее сверкнули из-под челки. — Этот дом уже не подходил мне, я ведь практически превратилась в старую деву.

Лео кивнул, соглашаясь.

— И вы развелись. Не против, если я спрошу, чья это была идея? Ваша или его?

— Я против. Но если это поможет побыстрее вас выставить, отвечу. Идея принадлежала Джорджио. Я навещала его в тюрьме раз в неделю, каждую пятницу. Ему это, кажется, было совершенно безразлично. И однажды, примерно через год, он сказал мне, что подал на развод.

— И вы были согласны? — спросила Роза.

— Вы не знаете Джорджио, — ответила хозяйка, еще сильнее стягивая рукава кардигана. — Если он что-то решил…

Фальконе не сводил глаз с самой большой картины. Некоторые из полотен, как ему показалось, были закончены совсем недавно. Одну — мальчик в школьной форме со странной эмблемой на майке, — видимо, писали с натуры. В отличие от остальных она не несла на себе отпечатка трагедии, просачивающейся из-под бешеной мешанины красок.

— У вас есть и другие портреты Алессио. — Это прозвучало отнюдь не как вопрос.

Лицо Беатрис напряглось и застыло.

— О чем вы?

— Ну, мне кажется, что вы предпочитаете писать один и тот же сюжет. Не возражаете?..

Инспектор прошел в крошечную спальню. Там царил полный беспорядок. Под окном стояла пачка холстов, лицом к стене. Лео развернул первые три, потом остановился. Вновь портреты Алессио. Но изображен он был таким, каким стал бы в возрасте лет десяти — двенадцати. А на одном портрете — еще старше. Почти взрослый мужчина, все с теми же тонкими чертами нежного лица, но выражение его было серьезным, почти холодным. Такое же, какое Фальконе видел у Браманте-старшего.

Внимание полицейского привлекла одна интересная особенность. На всех портретах, включая и «взрослый», Алессио был изображен в майке, очень похожей на ту, что висела в Малом музее чистилища, с той же эмблемой: семиконечной звездой.

Глава группы вернулся к дивану. Беатрис не трогалась с места.

— У меня никогда не было детей, я даже не думал об этом, если сказать откровенно, — признался он. — При теперешних обстоятельствах вполне естественно представить себе, что из них может вырасти.

— Естественно? — эхом повторила хозяйка, но с явным сарказмом в голосе.

— Что означает этот символ? Эти звезды. Вы, видимо, считаете его чем-то важным?

Она пожала плечами:

— Да не то чтобы… Джорджио попросил меня придумать эмблему для школы. Эти звезды — символы из митраизма. Муж… немного помешался на работе. И это здорово отражалось на нашей жизни.

— У него были романы на стороне? — вдруг резко спросил инспектор и отметил, что Роза при этом чуть слышно ахнула от неожиданности.

Беатрис опустила взгляд на руки и отрицательно качнула головой, ничего не ответив.

— А у вас?

Она продолжала молчать.

— Извините, — продолжал Фальконе. — Это стандартный набор вопросов. Их следовало задать еще тогда, когда пропал Алессио, но почему-то это сделано не было.

Хозяйка смотрела, морщась от откровенной ненависти.

— Тогда зачем задавать их теперь? Вам нравится меня мучить?

— Я просто пытаюсь понять…

— До того дня мы были обычной семьей. Никаких романов. Никаких секретов.

— И тем не менее Джорджио взял Алессио с собой в подземелье. И вы ничего об этом не знали. Я помню, тогда вы ни разу про это не упомянули. Да и мне не хотелось нажимать. У вас и без того хватало проблем. А нам и так было понятно, что вы сами этого не понимаете. По крайней мере я тогда думал именно так.

Браманте покачала головой.

— Чего вы от меня добиваетесь? Я сама задаю себе этот вопрос каждый день. И каждую ночь. Что было бы, если бы в тот день я повела сына в школу? Что было бы, если бы он тогда заболел? Или пошел куда-то еще? Когда теряешь ребенка, какая-то часть сознания все продолжает и продолжает играть в эту чудовищную игру…

Огромный офицер, сидевший рядом с Розой, вдруг зашевелился, посмотрел на Фальконе, испрашивая разрешения вступить в беседу, потом заговорил, так его и не дождавшись.

— А что было бы, если бы они свернули за угол и наткнулись на какого-нибудь пьяного идиота, несущегося в машине не разбирая дороги? Мы ведь в полиции работаем, синьора. У нас каждый день полно случаев, когда люди попадают в беду. Не надо мучить себя этими вопросами, они ничего не дадут. Ваше состояние понятно, но мучить себя — бессмысленно.

Фальконе пожалел, что не взял с собой Косту и Перони: Роза еще слишком неопытна и недостаточно наблюдательна, а офицер слишком нормален и лишен воображения.

— Нет, — резюмировал инспектор спокойно. — Это не так уж и бессмысленно. Алессио пропал вовсе не из-за какого-то пьяного водителя. Отец взял его с собой в это странное место не просто так, а с какой-то целью. И возможно, то, что произошло потом, явилось чем-то вроде несчастного случая. Но вот причину, по которой он там оказался — а это самое главное! — я так и не могу понять. А вы можете?

Полицейские-водители относятся к ограничению скорости точно с таким же пренебрежением, как и обычные люди. Так что, к удивлению Эмили Дикон, им потребовалось меньше двух часов, чтобы добраться из центра Рима до отдаленной виллы Артуро Мессины на окраине Орвьето.

Из ее спальни, которая соседствовала с комнатой Рафаэлы, на третьем этаже огромного, похожего на дворец дома открывался изумительный вид на холмистые равнины Умбрии, тянувшиеся до каменных стен маленького укрепленного городка, давшего название всему региону. Дуомо, огромный и изящный кафедральный собор Орвьето, гордо возвышался посреди citta[24], и единственное окно-розетка выглядело как глаз с моноклем, наблюдающий за всем, что поручено его опеке и заботам. Но сейчас на дворе стоял февраль. И слишком рано становилось темно, чтобы в полной мере насладиться экскурсией по дому, предложенной Мессиной-старшим, человеком с гораздо более располагающими к себе манерами, нежели у его сына. Если Артуро и был несколько ошарашен обстоятельствами их появления здесь — а когда хозяин сразу по прибытии гостей ознакомил их со всеми подробностями дела Браманте, Эмили тут же поняла, что дело стоило ему карьеры, — он этого никак не проявил. Ему, видимо, было чуть за шестьдесят, но выглядел отставной полицейский лет на десять моложе — среднего роста, мощного сложения, с темным красивым лицом, с небольшими аккуратными усиками и яркими, сверкающими глазами.