Украина в огне. Эпоха мертворожденных - Глеб Бобров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не было такого, зачем вы говорите?
— Сюда слушай! Не было и не предвидится. Делай так, как я тебе говорю. Тогда будет у тебя все нормально. Завтра после боя поедешь домой вместе с Женькой. Захочешь — оставайся. Он машину заберет. Отдохнешь — вернешься. Обещаю! Понял меня?
— Понял… — Веры и уверенности в тоне не было и в помине. Пару раз потянул носом. Ну, начинается…
Что еще сказать ему сейчас — не знаю. Сто двадцать мужиков мерзнут в ледяных гробах. Завтра многие лягут в них навечно. В бою — сиднем не отсиживаясь на командном пункте — с граниками в руках умирать будут. Этот же щегол мне сейчас истерику закатывает — сопли ему подтирай. Нельзя мне сейчас ни прибить тебя, ни жалость показать — столько сейчас всего на мне.
— Не понял, а «так точно!», боец. Все нормально будет — не ссы, главное. Врубаешься?
— Так точно… — А голос, будто из него уже душу вынули.
— Да, командир! — подал голос противоположный угол… — Нормально все будет. Связь мы тебе точно обеспечим, ну и — на подхвате, если что надо будет. Понятно, в общем… — Реально связист прошел свои пять горячих точек — без фантиков, с полуслова в тему въехал.
— Спасибо, Костя!
— Заметано, командир! Пусть пацаненок отдохнет. Мы пока сами за дорогой присмотрим.
Без нескольких минут шесть послышались первые отдаленные выстрелы. В семь пятьдесят на подступах к шахте полоснули алые трассы автоматических пушек СОРа. Сигнал Василь Степанычу. В десятикратной стереотрубе видно, как он, лихо дав длинную из «КПВТ», на всех парах рванул от развилки вверх по бугру. Стремно, конечно — один точный снаряд или «ПТУР», и замануха превратилась бы в пылающий гроб на колесиках. Но и показать, что дорога живая, не минированная и больше не охраняется — тоже надо.
За ночь навалило сантиметров пять. Отпечатанная в снегу колея убедительней любой видеосъемки онлайн с беспилотника. Ребятушки собственными глазками, без всяких электронных помех, воочию видят — никто не топтался по склонам подъема — нет и не было тут никого. Опять же — жизнь вокруг, первозданная краса и благодать, а то затаились, понимаешь!
В восемь двадцать мимо террикона «XIX партсъезда» продефилировала голова основной колонны. На окраинах выезда шел ленивый пристрелочный бой с бригадой. Пока — запнулся дозор разведки. Как раз напротив шахтоуправления машины начали перестраиваться в несколько боевых и походных порядков — сортироваться прямо на трассе. Видимость на таком расстоянии совсем никудышная, так — больше по очертаниям. Туман да морось непонятная с неба, то ли снег, то ли дождь. Нам — на руку! Точно по пословице про «дом и стены».
Еще через пятнадцать минут первая броня вступила на Родаковскую дорогу. Честно сказать, даже испугался немного, что они и дальше рванут вот так — резво.
Впереди, у обочин, уступом шли два больших минных трала, а за ними танк. Настоящий немецкий «Леопард»! Не иначе дойчленды передали часть своего бронепарка СОРу. Или страны-участники коалиции закрома свои «младоевропейские» тряхнули. Видать, старая советская бронетехника на исходе. Ничего, камрады, мы вам и новые игрушки попалим — не переживайте.
Танк — картинка! Необычно камуфлированный, чистенький, с заметными крестами — как положено. Да, давненько такого не видели. Очень хорошо! Повезет — Катьку вызову. Пусть девочка снимет да во все СМИ пульнет. Даже за изнасилованных ею по ходу дела спецкоров бурчать не стану. С сорок третьего не было тут угловатых катафалков под шестьдесят тонн веса с крестами на пузе. Вот это взрослый пиар будет, я представляю!
Следом шли остальные машины. Когда нитка тормознула у взорванного мостка, я только сейчас прочувствовал — сколько их. Впору бабулю вспомнить и, всплеснув себя по ляжкам, охнуть: «матушки-батюшки!». Так, глазками, высчитывал, конечно, способное выстроиться здесь количество техники, но представить и увидеть — две большие разницы. Тихий ужас! Покажи мне эту панораму тогда, в штабе, — отказался бы, без всяких разговоров.
И пехоты! Кто тогда говорил — «батальон»? Надо будет мне точно вспомнить — кто именно! В кузовах бортовых скотовозов — строевой полк, минимум. И почти на каждом БТРе озаренные светом исторической миссии, высокоидейные рожи в дорогом натовском камуфляже. Вопрос — кто? А я — знаю! ЦУРюкам такая экипировочка по сроку службы не положена — молоды еще, из чмырей пока не выпростались. Старшие товарищи по былому Варшавскому договору, по быстрячку сменившие государственную ориентацию, верхом не ездят. Им как-то внутри удобнее. Значит — наши. Правда — тоже бывшие. Ясно! Так и запишем: плюс парочка добровольческих отрядов — несколько полновесных рот.
Теперь понятно, чего уступом тралы так широко шли — машины сдвинулись и пропустили вперед танковый мостоукладчик. Как все быстро…
— Вызывать, командир? — Костик сидел рядом и держал в руках трубу обычного полевого телефона. Как они там колдовали, что за чудесный «электробаян», к которому все подключены, и где остальные люди их группы, я не знаю. Мне, по промоинам, протащили к каждому из командиров секторов и отделений свои линии. С моей трубы могу говорить со всеми вместе или по отдельности, да еще и в Родаково звякнуть, по надобности.
— Нет. Пусть сначала пойдут.
Буквально через пару минут гахнули первые мины. Увидели. Никто и не прятался — вон они, коровьими лепешками, лежат на виду. Под снежком, конечно, но — сверху же. Ненадолго тормозят «восемьдесят девятые» ребятишек. Ну, ничего — посмотрим, как под огнем вы те же задачи решать будете.
Мостоукладчик, фалангой задрав передние лапы, развернул в воздухе ножницы раскладушки наводимой переправы. Перевалив речку и построившись обычным порядком, впереди пошли два трала. Под катками беспомощно хлопали «бабочки». Метрах в полутора-двух перед корпусами машин взбухали темные облака разрывов. Это мы уже выучили — спасибо Передерию и Петренко: персональный ужас бесконтактных мин — электромагнитные навесные тралы. Доедете, уважаемые, до команды «огонь», мы вас, как особо отличившихся, без очереди пристроим в солидоловый рай ветеранов инженерной техники. Интересно, у них еще в хвосте построения есть такая хрень? Нашему минному полю, судя по скорости продвижения, в одиночку долго не продержаться.
Ну, вот и дома, считай, — оба минных разградителя и «Леопард» встали на грунтовке в двадцати метрах от начала развилки и подъема. Сзади, ощетинившись ежом авиационных пушек, пулеметных и гранатометных стволов, пусковых ракет и дымов, приармянилась «Лёля». Эти двое — первые кандидаты на праздничный костер. Такой сладкой парочки, при другом раскладе, на весь мой отряд хватило бы с головой. Пикнуть бы не дали.
— Сканируют подъем. Заметят — ввалят по полной программе.
— Твоя правда, Костя. «Мама!» сказать не успеем. Ты меньше зыркай — здоровее будешь.
— А ты и правда не колотишься, Деркулов… Свихнуться с тобой можно! Тут такое дело, а ты, того гляди, еще отвалишься на пяток минут подремать.
Можно, конечно, и возгордиться от его восторга. Но, действительно, что-то щелкнуло во мне сегодняшней ночью, словно некий загадочный датчик сработал. Пришла совершенно четкая внутренняя уверенность, что все срастется — они не заметят и войдут в мешок. Не знаю, каким макаром, но я это не просто чувствовал, а определенно, совершенно точно — знал.