Падение ледяной королевы - Дон Уинслоу

Несомненно, было странно смотреть, как наша королева вышагивала как мужчина, а искусственный фаллос подпрыгивал и колебался, когда она двигалась к алтарю. Затем, когда ее новоприобретенный член смазали маслом, чтобы облегчить проникновение, Узак и я внезапно поняли, что она хотела использовать раба так же, как некоторые мужчины используют других мужчин! Это было дико, но завораживало, и мы наклонились вперед, чтобы лучше видеть то, что должно было последовать.

Конечно же глаза у жертвы были завязаны, и он даже не догадывался о том, что его ожидало. Он лежал на все еще возбужденном члене, наслаждаясь прохладой мрамора, без сомнения, испытывая глубокую благодарность, что его натруженному пенису позволили краткую передышку. Вообразите его удивление, когда он почувствовал, как кто-то поднялся вверх между его раскинутыми ногами, и встал на колени позади него; ощутил прикосновение тонких женских ручек на своей заднице; и вдруг с тревогой осознал, что его ягодицы грубо раздвинули.

Его голова и плечи дернулись вверх, и он взвыл, когда этот дьявольский инструмент коснулся заднего прохода. Лор, встав на колени и придерживая свой нелепый прибор так, как обычно мужчины держат свой член, направила головку прямо в цель и силой нажала. Ее жертва стонала и беспомощно крутилась, когда королева безжалостно пропихивала в его анус искусственный член, помогая себе толчками таза, в то время как ее стиснутые губы кривились от злобной усмешки.

Едва дыша, мы наблюдали, как чудовищный фаллос исчез в заднице раба, пока он извивался и кричал от боли и ужаса. Вряд ли для него это было новым опытом. Так или иначе, большинство рабов-мужчин проходили через руки придворных, предпочитавших юношей и мальчиков. Однако ощущение инородного вторжения в прямую кишку, должно быть, ввергло его в шок, поскольку вряд ли он мог ожидать подобного!

Он кричал и корчился в муках, а Лор, игнорируя его мольбы, ворвалась в него и теперь глубоко всаживала свой член в его внутренности, изо всех сил напрягая бедра, безжалостно трахая его в задницу, как если бы была мужчиной. Ее хорошенькое личико было искажено, глаза закатились, челюсти крепко сжаты, пока она крушила и разрывала его задницу глубокими, злобными толчками.

Мы с Узаком увидели более чем достаточно. На этом мы покинули наше убежище, пока королева продолжала разыгрывать свою извращенную пародию перед восхищенными последовательницами, которые стояли раскрыв рты, охваченные благоговейным ужасом, смотря, как она использует несчастного.

На следующий день мы доложили Рану обо всем, что видели. Он настаивал, чтобы мы рассказывали ему обо всем в мельчайших подробностях, и более всего его заинтриговал поразительный успех экспериментов королевы с зельями, повышающими мужскую потенцию. Но когда мы дошли до рассказа о том, как она по-мужски использовала раба, его реакция была необычна. На лице отразились сперва недоумение, затем любопытство, и, в конце концов, глаза его свирепо сощурились, в чем я без труда распознал тлеющий гнев.

Я так и не понял, почему короля оскорбило то, что королева сделала со своим рабом, ибо сам он, как было известно, иногда развлекался с мальчиками и юношами точно таким же способом. Хотя это происходило и достаточно редко, по крайней мере, при королевском дворе в Тролкилде. Все же поступок королевы, унизившей мужчину и заставившей его повиноваться таким способом, чрезвычайно встревожил Рана.

Несмотря на то что обычно Ран просто посмеивался над теми, кто пытался предупредить его об опасности, идущей от супруги, наши неоспоримые свидетельства ее низкого поведения вызвали изменения в его отношении к королеве. Его подозрения в ее адрес начали углубляться. Существовали и другие тревожные тенденции, которые начали беспокоить короля примерно в то же время.

Друз, который следил, как растет могущество секты королевы, был убежден, что ее мотивы были отнюдь не религиозными. Он был уверен в том, что она хотела использовать секту как основу для власти политической. Это женское сообщество могло говорить о высоких идеалах, но интересовало его только власть. Именно это он и нашептывал в ухо короля. А когда его отослали прочь, он нашел более восприимчивую аудиторию.

При дворе творилось что-то странное — я видел, как глаза короля все больше темнеют от увеличивающейся тревоги. Его отношение к супруге стало более отстраненным и прохладным.

Едва уловимое изменение отношения Рана к королеве уже без труда можно было почувствовать. Он стал более осторожным: коварный старый воин инстинктивно почуял опасность. Он следил за ней… и ждал. Опытный наблюдатель мог это заметить в те моменты, когда они величественно восседали на престоле перед королевским двором, глаза устремлены вдаль, рассеянно смотря сквозь толпу придворных вокруг. Но изредка, незаметно, краешком глаза Ран изучал свою супругу, как будто видя ее впервые. Если Лор и чувствовала пристальный взгляд короля, то изображала, что не замечает его. Прекрасная королева оставалась невозмутимой и холодной, чувствуя себя в полнейшей безопасности на троне, в высшей степени уверенная в себе; женщина, довольная местом рядом со своим высокочтимым монархом.

Все так бы и шло своим чередом, если бы внезапная болезнь Рана не ускорила события, которых следовало ожидать.

В один прекрасный день наш король, имевший здоровье племенного быка, начал жаловаться на слабость и головокружение. Сначала он вызвал военных лекарей, но они оказались бессильны перед его таинственной болезнью, впрочем, как и перед другими физическими недомоганиями, не связанными с ранами, нанесенными холодным оружием. С их помощью или же без нее, здоровье Рана, казалось, ухудшалось с каждым днем. Вскоре его начала мучить лихорадка. У короля не осталось другого выбора, кроме как слечь в постель.

В этот момент вызвали Друза. Это было показателем того, насколько серьезно был болен король, раз уж он обратился к верховному жрецу, зная, что тот всего лишь мошенник, что, впрочем, не являлось секретом ни для кого из нас. Однако он обладал кое-какой магией, которая могла бы отразить странную болезнь, и Ран, метавшийся в лихорадке, в отчаянии прибегнул к последнему средству.

Друз кинул на короля один лишь взгляд и объявил, что тот стал жертвой колдовских чар. Ужаснейшего чародейства, целью которого было извести монарха. Это могло быть только колдовство, и ничто другое!

Друз поклялся, что не имеет к этой магии никакого отношения и что уверен, что знает источник этого колдовства. Облаченный во все свои регалии, жрец осудил веру в ложных богов и публично объявил, что боги позволили королю заболеть, потому что были рассержены кощунственными обрядами, проводимыми в «кое-каких покоях» при дворе. Только он один, напомнил Друз, был избран служить истинным богам предписанным образом, а все остальное является святотатством. Во время всей своей тирады жрец ни разу не упомянул имени королевы. Все же многие из нас поняли, на кого именно был направлен его праведный гнев. Мы молчали и ждали, что же будет дальше. Как оказалось, Друз был прав, указав на истинный источник недомоганий короля, но ошибся в средствах.