Скучаю по тебе - Кейт Эберлен

– Правда?

– Да. Так сказал Веселый Музыкант.

– Веселый Музыкант?

– Это правда, – подтвердила я. – Она выиграла сладкий приз в конкурсе на лучший танец, скажи, Хоуп?

– А где ты научилась так танцевать? – спросил папа.

– На хит-параде! – пояснила Хоуп.

– На хит-параде? – повторил папа.

Он никогда не слушал. В большинстве случаев его разговор с нами сводился к бессмысленному повторению конца предложения.

– Как бестолковый попугай, – говорила мама.

Папа принес домой еду из кафе, значит, выиграл на скачках.

– Может быть, отправить Хоуп в балетную школу? – предложила я. – Многие девочки уже выступают.

– Балет? – переспросил отец. – Тесс, ты посмотри на нее.

Я уже раскаивалась, что произнесла это слово. Отец считал, что балет был причиной падения Кевина.

– Папа, в этом возрасте все сводится к умению двигаться в такт музыке, – сказала я. – Правда, ты бы видел сегодня, как она танцевала.

– Балетная школа! – фыркнул отец. – Ты что, думаешь, я деньги печатаю по ночам? – спросил он недобро, и по его тону я поняла, что лучше ему сейчас не перечить, иначе хуже будет.

Когда Хоуп уснула, я пошла в ванную, чтобы прибрать там. Подняв с покрытого линолеумом пола ее платье, которое так и валялось, где она его бросила, я подумала, что не понимаю, как у людей такой цвет мог ассоциироваться с раком груди. У меня рак ассоциировался с черным или темно-серым цветом, но уж никак не с розовым. Наверное, смысл был в том, что такой цвет придает сил. Когда речь шла о раке, люди часто говорили, что нужно быть сильной, сражаться, победить, как будто речь шла о том, чтобы побороть какого-то внешнего врага. Но ведь если все дело было всего лишь в боевом настрое, то, наверное, большинство больных могли бы выжить. Разве нет?

Мне рак представлялся тайным агентом, который где-то прячется и которого надо перехитрить. В журналах писали, что я должна тщательно и регулярно ощупывать свои молочные железы, чтобы не упустить рак на ранней стадии. В первые несколько месяцев после смерти мамы я не раз убеждала себя, что нащупала какое-то уплотнение, и потом, придя к врачу, чувствовала себя полной дурой, потому что все уплотнения исчезли.

На третий раз я попала не к мужчине-врачу, а к женщине.

– Грудь очень чувствительна к изменениям гормонального фона, – пояснила она мне. – Так что достаточно проводить самоосмотр всего раз в месяц. Обычно мы рекомендуем это делать через несколько дней после месячных. Ты можешь показать, как ты проводишь самообследование?

– Лежа в кровати, – сказала я и легла на кушетку, положив руки на грудь. Мне было неловко ощупывать себя при ней.

Я воспитывалась в католической школе, и мне было стыдно ощупывать себя даже в темноте под одеялом. В голове все время всплывали грозные слова отца Майкла про «удовольствия плоти».

– Думаю, удобнее делать это стоя, – непринужденно произнесла доктор. – Обычно я встаю перед зеркалом, чтобы видеть, нет ли изменений в форме груди или цвете кожи, и методично ощупываю каждую молочную железу отдельно.

Я успокоилась, узнав, что и она тоже это делает. И даже для врача это нормально.

– Да, но вы же знаете, что искать, – сказала я.

– Послушай, Тереза, – улыбнулась она. – Никто не знает твою грудь лучше, чем ты сама. Со временем ты привыкнешь и научишься. Попробуешь?

Вооруженная ее советом, я смогла сократить количество самоосмотров до одного раза в месяц, но раз уж это был день борьбы с раком молочной железы, я закрылась в ванной и разделась до пояса.

Я всегда стеснялась своей груди, потому что развилась очень рано – в возрасте двенадцати лет я за полгода вдруг выросла с нулевого размера до четвертого. И всякий раз мне приходилось сделать глубокий вдох, прежде чем приступить к осмотру. Сердце от страха билось все чаще, пока я круговыми движениями прощупывала каждую грудь, двигаясь от периферии к соску. Потом я подняла руку и ощупала подмышки. Никаких изменений не было. Я с облегчением выдохнула. Если мне удастся прожить еще сто тридцать пять месяцев, пока ей не исполнится восемнадцать, то потом уже не будет иметь большого значения, умру ли я от рака.

Я подумала: неужели все, у кого на попечении есть маленькие дети, тоже все время обречены на волнения и тревоги? Или только я такая? В своих переживаниях сложно признаться, правда? Не хочется, чтобы кто-то волновался из-за тебя, зная, что ты переживаешь, и ты держишь все в себе, и от этого становится только хуже.

В последний учебный день перед летними каникулами мы с Хоуп задержались в школе – искали потерянный ботинок и остались совсем одни. Мы шли через пустую площадку, наши шаги отдавались эхом в тишине опустевшей школы, все четыреста учеников которой уже разъехались по домам, и я радовалась, что закончился еще один учебный год. Нам удалось прожить его без особенных проблем. Успех на дискотеке буквально сотворил чудо, подняв самооценку Хоуп. Погода стояла жаркая, и перспективы были самыми замечательными.

– Веселый Музыкант! – Хоуп его заметила первой.

– Привет, Хоуп! – сказал он, присев на корточки и подняв ладонь. – Дай пять!

Но Хоуп этого не умела.

– Три, это Веселый Музыкант!

– Три?

– Так она сокращает мое имя. Меня зовут Тереза, и я ее сестра, – сказала я, чувствуя, что должна пояснить, отчего Хоуп не называет меня мисс Костелло, как другие дети.

– Не сказал бы, что вы похожи на дерево[16], – проговорил он.

Я улыбнулась в ответ на его улыбку.

– Может, и похожа, но все равно спасибо.

– Надеялся вас тут застать, – сказал он.

– Почему?

– Кажется, я забыл в зале кое-что.

– Понятно. А что? – поинтересовалась я.

Он неловко потупился.

– Забудем мою последнюю фразу.

– Так вы ничего в зале не забыли? – спросила я, как настоящая учительница.

– Нет, просто надеялся вас тут встретить.

До меня наконец дошло, что он со мной флиртует. Долл знала бы, что делать в такой ситуации, – похлопала бы глазками, тронула его за плечо.

– А зачем? – спросила я холодно.

– Хотел спросить, не согласитесь ли вы выпить со мной чашечку кофе в удобное время, – ответил он.

– Мне придется прийти с Хоуп, – выпалила я.

– Я не против, Три, – согласился он.

– Тесс, – поправила я. – Все зовут меня Тесс.

– Что за красавчик? – спросила Долл.

Она ждала нас у ворот школы в своем розовом «жуке»-кабриолете. Крыша на машине была сложена, и Долл в руках держала мороженое для Хоуп.