Большая игра - Дэн Смит

В голове крутились размытые, нечеткие образы: мама с папой, накки со скользкими щупальцами. И к радости от того, что я уцелел, примешивалось неясное чувство разочарования.

— Говорил я тебе: брось этот лук и вырежи новый!

— Но я должен…

— Знаю, знаю.

Мы никуда не плыли, просто держались на воде. Я посмотрел на президента и сказал:

— Спасибо. Вы меня спасли.

— Пожалуйста, мы сегодня весь день прикрываем друг другу спину.

— Да, классно получилось.

— Классно? Ты же чуть не утонул.

— Точно, — ответил я и расхохотался. Не знаю почему. Может, радовался вновь обретенной жизни. Президент не смог сдержать улыбки — наверное, чувствовал то же самое — и тоже расхохотался. Увидь нас сейчас кто-нибудь, решил бы, что мы сумасшедшие.

Но веселье было недолгим: наш смех оборвался, когда, немного отплыв от водопада, мы заслышали вертолет. Он спустился к озеру и начал кружить над скрывавшим нас туманом.

— Они знают, что мы здесь, — вздохнул президент.

— Это все их тепловизоры?

— Наверное. А может, просто догадались.

Я достал нож и перерезал веревку, связывавшую меня с президентом. И мы поплыли дальше от водопада, в туман, где вода была поспокойнее.

— На озере есть маленькие островки, — вспомнил я. — Если до одного из них доберемся…

— Если нас выслеживают по тепловизорам, то остров нас не спасет.

— Но надо же попробовать. Что ж еще нам остается?

— Молиться?

Казалось, мы только и делаем, что плаваем кругами. Куда ни глянь — все одинаковое. Везде вода, вода, сплошная вода. Туман скрывал нас от вертолета, но и мы ничего не видели сквозь дымчатую пелену. Как могли мы доплыть до берега или острова, не зная, где они? Из-за намокшей тяжелой одежды было сложно грести, а вода была такой ледяной, что двигаться быстрее и не хотелось. Я подумал, что если мы не доберемся до суши, то скоро или замерзнем, или утонем, и тогда Моррису с Хазаром не придется тратить силы на наши поиски.

— Как думаешь, сколько сейчас времени? — спросил президент, плывя бок о бок со мной. — У меня часы остановились.

— Девять тридцать. — Я вскинул глаза к небу посмотреть, не видно ли вертолета.

— Еще одна охотничья мудрость? — удивился президент. — Умеешь определять время по солнцу?

— Солнца-то не видно. — Я поднял над водой левую руку. — Зато у меня водостойкие часы.

Президент выплюнул попавшую в рот воду и повторил:

— Девять тридцать… Как раз сейчас я должен сидеть в мягком кресле в конференц-зале, попивая кофе, спасать мир…

— Подождать придется миру.

Мы продолжали движение, плывя с президентом в одном медленном темпе. И хотя по разлетавшемуся над озером эху нельзя было наверняка понять, где кружит вертолет, мне чудилось, что он подлетает все ближе.

— Думаете, они знают, где мы? — спросил я президента.

— Не уверен. Наверное, тот, кто следит за нами через спутники и направляет Морриса, потерял нас из виду по неясной причине. Может, тепловизоры плохое изображение шлют. Мы ж тут почти окоченели, какое от нас тепло? А может, еще что, не знаю. Жалко, что я мало про эту спутниковую связь читал.

От мысли о десятках камер, направленных на нас из-за облаков, мне стало не по себе. Как рыбка в аквариуме, я был не в силах спрятаться от их внимательных глаз. Припомнив, как выглядят снимки с тепловизора, которые мне встречались в видеоиграх и по телику, я представил нас с президентом на таких фото: на фоне серого пейзажа переливаются два маленьких очертания тел, словно зависших в воздухе. Хорошо бы президент оказался прав, и холодная вода снижала температуру тел до отметки, не видимой для тепловизоров. Но беда в том, что грести в студеной воде становилось все труднее.

Я очень устал и не представлял, сколько еще смогу плыть.

— У меня сил не осталось, — пробормотал я.

— У меня тоже, но останавливаться нельзя. Что бы ни случилось, не останавливайся.

Я прекрасно понимал, что хочет сказать президент: если мы перестанем двигаться, то измученные мышцы сведет от холода, и мы утонем. Исчезнем в черной глубине озера. Так что мы плыли и плыли сквозь туман, нас продолжали выслеживать с вертолета, и, казалось, мы будем дрейфовать еще целую вечность, но вот надежда замаячила впереди непонятным предметом, качающимся на волнах.

— Глядите! — Я попытался поднять голову из воды, чтобы лучше его разглядеть. — Что там? — Из-за тумана неясно было, что за странный объект плавает в нескольких метрах о нас. — Что? Да это ж морозилка!

Мы поднажали, быстро доплыли до белой коробки и ухватились за нее, получив долгожданную передышку. Но как только я перестал двигаться, все тело скрутило. Пока я плыл, мне было не до боли, но теперь мышцы заныли, а царапины и порезы на коже словно пронзили сотни иголок.

— Останавливаться нельзя, — напомнил президент, и мы задвигали ногами, толкая перед собой морозильник, только изредка переводя дух.

— Оскари, а насколько велико это озеро?

— Оно очень большое. Но мы уже должны были куда-нибудь подплыть.

Я остановился, повернул лицо против ветра и глубоко втянул воздух.

— Чем это пахнет?

Президент тоже остановился и, вытерев лицо, принюхался. Он повертел головой по сторонам и спросил:

— Бензин? Какое-то горючее?

— И мне так кажется.

— От вертолета, думаешь, выхлопы?

— Нет, по-другому пахнет. Сильнее.

И тут что-то привлекло мое внимание, проплыв мимо. Что-то серебристое, сияющее, покачивающееся на волнах. Я вытянул руку и загреб воду, чтобы неведомый предмет подплыл ближе. Я взял его в руку и вытащил из воды.

— Рыба? — изумился президент.

— На плотву похожа, — ответил я, засмотревшись, как солнце играет на ее чешуе. Она переливалась зеленым, синим и красным, как капля бензина в луже.

— В этом озере полно плотвы. И лещ с окунем водятся, — проговорил я.

— Дохлая? От чего?

Я помотал головой и с удивлением заметил, что недалеко от нас плавают, поблескивая на мягких волнах, дохлые рыбы. Сначала их было немного — две-три плотвички, но очень скоро мы оказались окружены ими. Сотни всплывших рыбешек переливались на поверхности озера Туонела.

— Да что же тут случилось? — Президент с недоумением смотрел на испещренные серебряными точками волны.

— Что-то попало в озеро, — предположил я, потерев большой палец об указательный: вода была маслянистой. На губах чувствовался ее неприятный вкус. — Похоже на топливо.