Бабочки в жерновах - Людмила Астахова

Нет, вслух такого никто не произнес, но подумали многие. В маленьких замкнутых общинах, таких, как Эспит, все беды традиционно случаются из-за пришлых пройдох, это же всем известно!

— Во-первых, задержанный, я вам не дамочка, а лицо, облеченное властью, — с наслаждением отчеканила Овчарка. — Ясно? Извольте проявлять уважение, иначе просидите за решеткой до следующего парохода! С удовольствием сдам вас через месяц-другой агентам тайной полиции. Может, вы к нам шпионить приехали? А во-вторых, вы — последний, кто его, — и она патетично простерла руку к висящему Фирску, — видел! Ну? Отвечать!

Двухмесячный курс «Введение в криминологию», прослушанный факультативно двадцать лет назад и благополучной с тех пор забытый (за ненадобностью) всплывать в памяти дамы Тенар никак не желал. Вспомнилось лишь название да еще порыжевший от времени форменный сюртук преподавателя с медными пуговицами, а дальше — все, пустота. На Эспите высшим судией был и оставался его лорд, а потому все эти юридические тонкости ведения процессов были попросту не нужны. Кроме того, на Эспите, если кого-то и убивали, то тут же и признавались. Но ведь не объяснять же заезжему умнику про особенности эспитского правосудия?

К счастью, дама Тенар, так оплошавшая с правоведением, прочитала достаточно детективов, чтобы быстро сориентироваться в ситуации. Кстати, детективы читала не она одна, их читали все. А поскольку в полиции никто из островитян не служил, да и Ланс Лэйгин, похоже, тоже был лицом исключительно гражданским, то…

«Главное — уверенность и авторитет! — сказала себе Лив. — Авторитет и уверенность! И тогда любая глупость покажется просто местным колоритом».

Весь процесс местного дознания проплыл пред мысленным взором Лэйгина, начиная от нынешней пошлой сцены, заканчивая кандальным звоном и приступом истерического смеха у главы полицейского ведомства республики Мурран. А уж, что потом по этому поводу напишут в газетах, не поддается воображению.

Ланс заставил себя успокоиться, для чего глубоко вдохнул и выдохнул, а потом сказал самым благовоспитанным тоном, на который оказался способным в столь критический момент:

— Сударыня, вы меня превратно поняли, клянусь. Я тот, кто первым увидел труп, то бишь уже мертвое тело. А живым господина Фирска последний раз лицезрели, скорее всего, вы. Когда уходили домой. Если слух меня не подвел, то вы очень мило попрощались с покойным. А я утром шел по малой нужде и всего лишь случайно наткнулся на тело вашего земляка.

Жгучие капли Лансова красноречия без всякого видимого эффекта утонули в песках равнодушия дамы Тенар. Лив даже не моргнула в знак взаимопонимания.

Тогда несчастный проходимец в отчаянии воззвал к единственному, как ему казалось, здравомыслящему человеку — доктору Хамнету:

— Исил, вы-то хоть скажите слово в мою защиту, вы же врач, вы уже поняли, что имеете дело с самоубийством! Ну, объясните вы ей!

И руки протянул в бессильной мольбе. Ни дать ни взять сцена из древней драмы.

Скайра Лив трагедий не любила, и нелюбовь эта была давней и прочной, еще с отрочества, когда юной курсистке довелось сыграть роль королевы-матери в постановке классической «Драмы о Вирнэсс Кровавой». Легендарная основательница правящей династии Вирнэя прославилась, помимо прочего, методичными казнями родственников и приближенных, начав с собственной матушки, так что роль в той пьесе Скайре досталась короткая и воистину трагическая. Всего пара реплик — и добро пожаловать на плаху. Тонкая юная натура будущей эмиссарши содрогнулась и ужаснулась, и с тех самых пор Лив испытывала к драмам отвращение, а вот к комедиям и фарсу, напротив, некоторую тягу. И не она одна, надо сказать. Большинство островитян так же стремились любую драму превратить в балаган. Так что появление из дверей эмиссариата зевающего Берта Балгайра, скребущего трехдневную щетину и хрустящего суставами, пришлось очень кстати. Неуместный пафос разбавился молодецким свистом и удивленным возгласом:

— Ух, ты! Да это ж Джай! А чего это он?

Рыжий плут даже пальцем на все еще висящего Фирска показал, не постеснялся.

И Лив взвилась, торжествуя. Ух, как все удачно складывалось! На чем стоит любое подозрение, как табурет на трех ножках? Конечно же, на Мотиве, Возможности и Уликах! Да-да, так во всех детективах пишут. Эспитцы подтвердят, не дадут соврать.

— Ага! — и эмиссарша в свою очередь наставила указующий перст на Берта: — Вот он, Мотив! Вот она, Возможность! Осталось только Улики найти!

Островитяне навострили уши, чтобы не упустить ни слова из рождавшейся прямо на их глазах Версии. Солидной такой, с большой буквы, совсем как в настоящем детективном романе из новых, контрабандных, Балгайром привезенных.

Лив, воодушевленная, принялась вещать.

— Ты, Балгайр, вместе с сообщником, — она кивнула на побагровевшего Лэйгина, — сговорился прикончить беднягу Фирска из-за твоих делишек. Все же знают, что ты через его лавку часть товара сбывал, вот и не поделили прибыль! Мотив налицо! А поскольку вы оставались здесь вдвоем, то и возможность у вас была.

— Ну, знаешь ли… — буркнул Берт, но насчет контрабанды отрицать не стал. — Мало ли с кем я дела веду? Ну, не выгорело в этот раз — что ж, сразу вешаться, что ли?

— Э, нет! — замотала головой Скайра. Версия с самоубийством не устраивала ни ее, ни общество. Самоубийца для общины — сплошное разорение. А вот подозрительная смерть — совсем другое дело. Официальное расследование и оплачивалось официально, и притом весьма неплохо, особенно по эспитским меркам. Следствие для Эспита — одновременно и прибыль, и забава. Кто же упустит такой шанс?

— Если Джай решил повеситься, то почему сегодня? — Лив стала один за другим приводить аргументы, для наглядности загибая пальцы: — До фестиваля еще два дня! Где мы его хранить будем, а, сограждане? И лицо у него… несчастное какое-то. И вот, гляньте, карман на пиджаке надорван. Следы, стало быть, борьбы.

— Действительно, рановато он как-то… — Берт покосился на покойника с неодобрением. — И лицо, точно, грустное. Только, Лив, солнце мое, клянусь — это не я! Дрых я. Знаешь же сама, как я дрыхну, пушкой не разбудишь.

Овчарка только фыркнула, дескать, не убедил.

Расскажи археологу о том, что на территории цивилизованного Вирнэя правит бал примитивный произвол, он бы не поверил ни за что.

— Это же она несерьезно, да? — шепотом спросил Ланс у доктора. — Шутка такая местная, да?

— Вы считаете, что представитель имперского эмиссариата имеет право так беспечно шутить? — ответил тот вопросом на вопрос. И поглядел на мурранца, как на представителя еще неизвестного науке животного — удивленно и очень серьезно.

Дама Тенар, бесконечно довольная и собственными действиями, и вниманием публики к оным, стала потихоньку подводить эспитцев к выводам. И серьезность ее давала сто очков форы виновнику переполоха — мертвому лавочнику, висевшему в подозрительно легкомысленной позе:

— Итак, сограждане, мы трагически потеряли нашего соседа и брата, — Лив, как заправский оратор, взяла паузу и вздохнула, укоризненно посмотрев на мертвого Фирска. — Трагически потеряли, и притом за целых два дня до летнего фестиваля! И подозрения на этот счет возникают очень и очень весомые, согласны? — и, повысив голос, добавила в тон металла: — Я спрашиваю, согласны, сограждане?