Любовницы по наследству - Вячеслав Школьный

— Ах ты, уродец малолетний! — «Гостеприимный» хозяин с большим трудом неуклюже поднялся из сугроба, вытирая с лица прилипшие к нему как пена для бритья куски мокрого снега. — Падла позорная! Да я тебе сейчас очко порву на немецкие кресты! Ты, фраер, ещё не знаешь, с кем связался!

«Высококультурная» речь этого человека позволяла мне мысленно высказать предположение о неоднократном посещении сим субъектом мест не столь отдалённых, при чём во время пребывания в тех местах он, по всей видимости, относился явно не к привилегированной части контингента. Связываться с бывшими уголовниками у меня не было особого желания, — мало ли что такому человеку могло придти в голову. Душу посетила какая-то своеобразная нотка страха. И опасения мои оказались отнюдь не безосновательными.

Лёгким движением руки мужик выдернул из кармана своих помятых брюк самодельный нож-бабочку и, не давая мне возможности опомниться, стремительно бросился по ступенькам наверх. В моих руках не было ничего, кроме дипломата, поэтому я автоматически выставил его плашмя перед собою.

Острое лезвие с лёгкостью пробило тонкую кожаную стенку и вошло внутрь, наверняка застопорившись в форзаце одного из учебников. Вытащить своё оружие назад мужик не успел, — я резко дёрнул дипломат в сторону, тем самым вырвав нож из его руки. Мой правый локоть по инерции слегка задел нападающего по небритой нижней челюсти, чего оказалось вполне достаточно, чтобы противник снова слетел со ступенек и приземлился на этот раз в немного меньший сугроб по другую сторону крыльца. Его спина сразу же провалилась в мягкую снежную массу.

Чтобы выбраться из столь неудобного положения, ему потребовалось определённое время, за которое я успел выдернуть из стенки дипломата нож, сложить его и в целях техники безопасности спрятать у себя в кармане.

— Спасибо за подарок, будет, чем дома картошку чистить. — Я постарался внести в свой голос максимум иронии. — И всё же скажите, пожалуйста, когда мне можно будет поговорить с Тамарой Михайловной?

— Да пошёл ты к чёрту! — Раздосадованный и немного протрезвевший мужик вылез из сугроба и небрежно отряхнулся. Следующей попытки нападения он принимать почему-то не спешил. — Ты ещё получишь своё, сопляк!

— Да ладно ты, мужик, успокойся, — дружелюбно улыбнулся я. — Ты хоть понимаешь, пьяная твоя рожа, что только что ты мог убить человека? Небось, снова на зону захотелось?

Хозяин дома несмело поднялся на крыльцо и, стараясь как можно дальше обойти меня стороной, вошёл в свои «апартаменты». Пёс на цепи разрывался у своей будки чуть ли не на куски, благо, за его сплошным громким лаем мне были невнятно слышны постоянные матерные выражения, произносимые мужиком в мой адрес. Я спокойно последовал за ним в тёмную веранду.

— Отдай перо, фраер, — немного успокоившись, попросил он.

— Вот буду уходить отсюда, тогда и получишь, — нравоучительным тоном заявил я. — Посмотри лучше, дурак, что с вещью сделал.

Подаренный Юрием дипломат выглядел далеко не лучшим образом. Пробитая ножом дырка даже в темноте была хорошо видна в самом центре его стенки. Теперь поневоле придётся каждый раз носить его дыркой к себе, чтобы дефект кожи по возможности не бросался никому в глаза.

Из находящихся внутри книг в незначительной степени пострадала только одна — толстый англо-русский словарь, который я брал с собой исключительно для солидности и практически никогда им не пользовался. Повреждений иной «документации» внутри дипломата не наблюдалось.

Мы прошли через сени в тускло освещённую прихожую, без какой-либо перегородки переходящую в кухню.

— Придётся тебе, братан, купить мне новый чемоданчик. — Я с издёвкой посмотрел на мужика, который уже бесцеремонно уселся за стол и плеснул сам себе в грязный зацапанный гранёный стакан из полупустой бутылки водки. Да, насчет нехватки спиртного я несколько не угадал, — чего-чего, а этого добра у него в доме пока что хватало. Он словно перестал замечать моё присутствие рядом с собой и принялся за осуществление своего любимого «процесса».

Вопреки моему неидеальному восприятию данного человека как личности, его дом был внутри обставлен далеко не в стиле алкашей. Чувствовалась рука настоящего хозяина, или хозяйки. Аккуратно вымытая газовая плита, новенький двухкамерный холодильник, чистые радующие глаз обои в цветочек, обработанные пылесосом ковровые дорожки, — все детали в совокупности создавали в помещении своеобразный уют. Только вот на столе всё выглядело далеко «не по-хозяйски». Разбросанные по всей площади хлебные крошки вперемешку с табаком, пустая консервная банка, грязная пепельница с кучей окурков внутри, недопитая бутылка, окруженная как изгородью колбасными очистками, — это, наверняка, и было единственной «собственностью» живущего тут мужчины.

— Да, — брезгливо усмехнулся я, — полный контраст вещей.

— В каком смысле? — наконец-то подал голос мужик, не глядя в мою сторону, а принимаясь за нехитрую закуску.

— Несоответствие пейзажа с натюрмортом. Знаешь хоть, что эти слова означают?

— Подожди, скоро сам узнаешь, — недовольно покачал головой пытающийся выглядеть умным собеседник. — Я тебе так твой натюрморт разукрашу.

Как мне удалось убедиться, дальше угроз у него дело не шло. А угрожать всё же было надо, — хоть что-то ведь должно говорить о том, кто в доме хозяин.

— Если уж ты собрался меня разукрашивать, — насмешливо поправил его я, — то это будет уже называться не натюрморт, а портрет. Ничего не смыслишь в живописи. Натюрморт — это то, что у тебя на столе. Был бы я художником — запечатлел бы данную картину на века, как говорится, для потомков… Ладно, мужик, шутки шутками, а где всё-таки Тамара Ишаченко?

— Ой, здесь я, здесь! — Неожиданный звонкий женский голос за спиной чуть не заставил меня заикнуться. В комнату вихрем влетела раскрасневшаяся запыхавшаяся женщина в аккуратном строгом голубом пальто с песцовым воротником и оригинально сшитой наверняка по заказу светлой меховой шапке. — Слава Богу, что вы меня дождались. Успела таки! Я ведь хотела предупредить по телефону оболтуса своего, что сегодня задержусь, а он, как назло, трубки целый день не берет… Вы как, уже познакомились между собой?

— Вроде бы как да, — слегка замявшись, ответил я. Мужик только молча кивнул головой и продолжил жевать.

— Стало быть, вы и есть Андрей Николаевич Лозицкий, тот репетитор, о ком мне говорили? — Женщина приветливо протянула руку. — Тамара Михайловна Ишаченко, очень приятно. Паша, что же это ты развёл на столе такой страшный бардак, перед гостем ведь стыдно?

В отличии от неё, у «Паши», видать, чувства стыда не было и на копейку. Он наверняка считал подобное положение вещей вполне естественной нормой жизни всякого порядочного человека и к замечанию жены не отнёсся никак.

Тамара Михайловна сняла с себя верхнюю одежду и принялась лихорадочно убирать со стола. Её и без того порозовевшие в результате спешки щёки и уши стали от смущения краснее томатной пасты, а высокая пышная прическа на голове, казалось, вот-вот свалиться вниз. Одета женщина была в строгий коричневый деловой костюм, совсем не подчеркивающий ее фигуру, а даже несколько уродующий. Широкие карие глаза сияли чрезмерной озабоченностью и усталостью.