Мио-блюз - Кристина Ульсон

— Нет, — сказал я. — У меня нет никакой информации.

Джош Тейлор откашлялся.

— Может, я начинаю страдать слабоумием, но почему ты звонишь именно мне и рассказываешь эту историю?

— Я просто не успел объяснить. Мы сразу заговорили о другом. Помнишь, я сказал, что, по словам Бобби, он пришел ко мне потому, что слышал по радио, как я говорил о Саре Техас?

— И что?

— Его подруга утверждает, что это неправда. Он пришел ко мне потому, что я, мол, могу подобраться к самому Дьяволу. Сара говорила, что мы с Люцифером знакомы.

* * *

О эти молчания, не тягостные, а просто избавительные. Они случаются так редко. Но когда я говорил с Джошем Тейлором, их было много. У меня возникло ощущение, что они не только избавительны, но и конструктивны. Пожалуй, даже плодотворны.

— Она сказала, что ты можешь напугать самого Дьявола? — спросил Джош.

— Нет, не прямо. Она сказала…

— …что ты можешь к нему подобраться. Потому что он тебя ненавидит. И он называл тебя убийцей. Это я слышал. И все же боишься ты. Так боишься, что звонишь мне. То, что сказала подруга Бобби, говорит о том, что перевес за тобой, а не за Люцифером. Что ты думаешь, Беннер? Что тебя втянули в это дерьмо из-за похорон Пастора Парсона?

Малая часть моего “я” негодовала, что мы продолжаем говорить “похороны Пастора Парсона”. У покойного было имя. И он заслуживал, чтобы его называли по имени, а не иначе. Но это непозволительно. Ведь нас могли подслушивать. И, назвав его имя, мы сами могли оказаться по уши в дерьме.

— Я не уверен, — сказал я. — Ни в чем. Может, у меня просто паранойя. Но когда девушка Бобби сказала об этом… Проснулись разные мысли. Чертовски мрачные. Я больше не верю в случайности.

На улице засигналили автомобили. Несколько раз кряду. Стокгольмская ночь не желала угомониться. Ну и хорошо, мне нравится.

— Ты же сам говорил, что несчастный случай произошел без свидетелей, — сказал Джош. — И я точно знаю, что в похоронах участвовали только мы трое.

Несчастный случай. Я никогда не мог назвать так свое злодеяние.

— Ни ты, ни я никогда и никому не рассказывали о случившемся.

— Совершенно верно, — сказал Джош.

— Тогда остается выяснить, не проболтался ли Тони.

— Что весьма затруднительно, поскольку его нет в живых.

Тони был моим напарником. Мы вместе патрулировали той ночью, когда я выстрелил. Как я и говорил Люси, позднее он погиб.

— Я так и не успел познакомиться с ним поближе, — сказал я. — Но, по-моему, он был хороший человек и хороший полицейский. Не трепло и не стукач.

— Мне тоже так казалось.

Тони был потрясен не меньше нас с Джошем. Лицо его походило на суровую маску, когда он стоял с лопатой на заброшенном нефтяном промысле и помогал хоронить кошмарную, грязную тайну. Как выглядел я сам, не знаю. Наверно, от меня разило страхом или убожеством. Потому что чувствовал я себя именно так.

— Впрочем, — сказал Джош, — определенные формы разговоров, пожалуй, не попадают в категорию доносов. Хотя косвенно ведут к тому же результату.

— Не понимаю.

— Ты в самом деле — положа руку на сердце — никому-никому не рассказывал о случившемся, Мартин?

Я выпрямился.

— Положа руку на сердце, Джош. До сегодняшнего утра, кроме меня, никто не знал о происшествиях той ночи.

— До сегодняшнего утра?

— Сегодня утром я обо всем рассказал Люси.

— То есть ты молчал двадцать лет. Круто. Не все такие крутые, как ты.

Новые звуки уличного движения отвлекли меня. На сей раз они раздражали. Невообразимая какофония автомобильных сигналов и свистков. Наверняка футбольные фанаты или вроде того.

— Что ты хочешь сказать? Ты сам кому-нибудь рассказывал?

— Жене.

Ответил он так быстро, что буквально ошеломил меня. Будто поделиться с любимой женщиной — самое естественное на свете. Возможно, так и есть. Возможно, со мной не все в порядке.

— Вот как. А кому она потом рассказала?

— Никому.

— Да неужели? Ты рассказал ей, потому что был в шоке. Стало быть, она, тоже в шоке, в свою очередь не могла не рассказать кому-то еще. Кстати, ты, по-моему, говорил, что не рассказывал никому.

— Я рассказал ей об этом с глазу на глаз. Мы могли поддержать друг друга. Поверь, она ни с кем не делилась.

Я поморгал, глядя в темно-синее небо.

— У Тони жены не было, — сказал я. — Если ты думал, что рассказ мог именно так распространиться дальше.

— Да, жены у него не было. Но было трое братьев.

— Трое братьев, — повторил я. — И они узнали о случившемся?

— Я предполагаю, но, если, по-твоему, кто-то, кроме нас троих, узнал о похоронах Пастора Парсона, то утечку надо искать в этом направлении. Хотя ты вряд ли что-то найдешь. По крайней мере, один из братьев тоже служит в полиции, здесь, в Хьюстоне. Если он узнал про похороны Пастора Парсона, то наверняка смекнул, что надо молчать.

Еще один хьюстонский полицейский. Еще одна возможная ниточка к Люциферу.

— Как его имя?

— Брата?

— Да.

— Зачем тебе эта информация?

— Вдруг я его знаю.

— Ты шутишь? Ты уже два десятка лет живешь за пределами Штатов.

— Может, он одновременно со мной служил в полиции.

— Нет, он начал позже. Вдобавок работал не только в Хьюстоне. Сперва в Далласе, насколько мне известно.

— Назови его имя, — сказал я. — Возможно, он имел отношение к Саре.

— Ты уже рассказал мне всю историю. В том числе назвал имена. Поверь, если бы ты упомянул брата Тони, я бы назвал тебе его имя. Но сейчас не скажу, потому что тебе оно без надобности.

Я был не согласен. Совершенно не согласен. Вдобавок Джош ошибался и знал это. Я назвал ему отнюдь не все имена, с какими столкнулся вокруг Сары Техас. И в первую очередь не назвал полицейских, коллег Джоша, с которыми контактировал.

— А остальные братья, — спросил я. — Они тоже полицейские?

— Нет. Откровенно говоря, я понятия не имею, кто они. Кажется, один — владелец кафе. А про второго я вообще ничего не знаю. Если я правильно понял то немногое, что рассказывал Тони, у него были плохие отношения с семьей.

— И все-таки ты намекнул, что Тони, возможно, доверился ему? Что-то не похоже на правду.

— Я неловко выразился. Братьев у Тони, конечно, было трое, но только с двумя он был по-настоящему близок. Третий каким-то образом их предал. Брат Тони упомянул об этом, когда мы встречались после смерти Тони. Сказал, что третий брат предал семью и что предательства страшнее просто не бывает. Например, он не явился на похороны.