Я - не Я - Алексей Слаповский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Едва приехали в Саратов, даже не вышли из вагона, сообщают: концерт отменён по распоряжению свыше. ОН взбешён. А люди, знающие о ЕГО приезде, заполнили перрон. Скандируют, Возмущены. ОН лезет на крышу вагона и, стоя там, поёт во всю силу голосовых связок. Поезд не могут отправить, застопорились и другие поезда. Два часа длился этот концерт. Мелькали в толпе фуражки милиционеров, но им не давали приблизиться. Напоследок ОН сказал: «ПУСТЬ НЕ БУДЕТ ИЗ-ЗА МЕНЯ УЩЕРБА МОЕЙ БЕДНОЙ СТРАНЕ И её НИЩЕЙ ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ! ПРОШУ ЗРИТЕЛЕЙ КИНУТЬ ВОТ СЮДА (БРОСИВ В ТОЛПУ ФУТЛЯР ОТ ГИТАРЫ) КТО СКОЛЬКО МОЖЕТ В ВОЗМЕЩЕНИЕ УБЫТКОВ. ПРОЩАЙТЕ!»
Я вздрогнула. Почему-то в ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ ОН говорит всегда не «До свидания» или «До новых встреч», а именно «ПРОЩАЙТЕ!».
Денег, кстати, было собрано, нам сказали, 456 тысяч 932 рубля. (Не было ничего этого! — Неделин.)
* * *
ЕГО НЕДОСТАТКИ — ПРОДОЛЖЕНИЕ ЕГО ДОСТОИНСТВ.
* * *
Вчера ОН сказал: «ЖИЗНЬ КОРОТКА, НО ДЛИННЕЕ, ЧЕМ МОГЛА БЫ БЫТЬ».
* * *
Или такая фраза: «СУМЕРКИ. А СПАТЬ НЕ ХОЧЕТСЯ». Всю ночь думала, почему ОН сказал «сумерки», а не «вечер». ОН спал.
* * *
Ещё одна фраза: «ЕСЛИ ЦЕНИТЬ БОЛЬШЕ ВСЕГО ЛЮБОВЬ, ТО САМЫЕ ЦЕННЫЕ СУЩЕСТВА — СОБАКИ». (Неделин не помнил этих слов, но допускал, что мог такое сказать.)
* * *
Чёрный юмор у НЕГО всегда наготове. На экране телевизора титр передачи «Камера смотрит в мир». Он: «ЛЮБИМАЯ ПЕРЕДАЧА ЗАКЛЮЧЁННЫХ».
В другой передаче кто-то из «больших» писателей важничал:
«Я должен об этом писать, потому что это всех волнует». ЕГО грубоватый комментарий: «НУ И ХРЕН ЛИ ПИСАТЬ, ЕСЛИ ВСЕХ ВОЛНУЕТ? ТЫ ПИШИ О ТОМ, ЧТО ПОКА НЕ ВОЛНУЕТ. ТЫ ВЗВОЛНУЙ!» (Да, кажется, что-то в этом духе Неделин говорил.)
* * *
«ОДИНОКИМ БЫТЬ НЕЛЬЗЯ».
* * *
«НАДО ОБЯЗАТЕЛЬНО КОГО-ТО ЛЮБИТЬ, ХОТЬ СОСЕДСКУЮ КОШКУ».
* * *
«КАЖДЫЙ ЖИВЕТ ТАК, БУДТО ОТБЫВАЕТ ПОВИННОСТЬ ЗА ДРУГОГО».
* * *
Два счастливых и мучительных года подходят к концу. (Только что было три? — Неделин.) У НЕГО появилась зловещая песня: «ЕСТЬ ИСКУССТВО ВОВРЕМЯ УЙТИ. ТОЛЬКО КТО ОПРЕДЕЛИТ ТО ВРЕМЯ? ДЫМ ОСТАЛСЯ БЕЗ ОГНЯ, НЕБО НЕ КОПТИ. БЛЕДНЫЙ КОНЬ МНЕ ПОДСТАВЛЯЕТ СТРЕМЯ». (И этой песни у Неделина не было.)
* * *
Он понимает, что его полностью оценят потом, после. Говорит: «КОГДА МЫ ВСТРЕТИМСЯ ТАМ, ТЫ РАССКАЖЕШЬ, КАК ТУТ ОБО МНЕ ГОВОРИЛИ ПОСЛЕ МОЕЙ СМЕРТИ»? Я пообещала. Проплакала весь день. Предчувствия.
* * *
Что делать? Прятать от НЕГО ножи, бритвы, всё, чем можно отравиться? Не поможет. Рядом электричка, пятиминутное дело дойти и — под колёса. ОН боролся с тупостью, с непониманием, косностью, ОН СДЕЛАЛ ВСЕ, ЧТО МОГ, и, КАК ВЕЛИКИЙ ЧЕЛОВЕК, ЧУВСТВУЕТ ЭТО. «ЕСТЬ ИСКУССТВО ВОВРЕМЯ УЙТИ…» Я жду. Я заранее стараюсь быть мужественной.
* * *
Чувствую — на днях, может, даже сегодня. Ночью он был нежен ко мне, страстен необычайно. Словно прощался.
И смешно и грустно было Неделину, когда он закрыл тетрадь. Да, Лена приукрашивает его. Но, право же, приятно. Ведь это — от любви. Эти лирические записи станут, вероятно, основой будущей книги, такой, какую, например, написала о Высоцком Марина Влади, правда, у русской француженки всё более, так сказать, точно.
Пришли Лена с Линой, с грибами, с хорошим настроением, с аппетитом.
За ужином Неделин тоже был весел, острил, говорил с чёрным юмором о жизни и искусстве. Но вдруг подумал, что настроение у него, несмотря на значительность всего сказанного, всё-таки тривиальное, бытовое, благополучное. И разом умолк. Помрачнел. Лина пошла за чайником.
Как нам хорошо было бы вместе, — сказала Лена.
Да, — сказал Неделин.
Не будем об этом, — сказала Лена.
Как хочешь, — сказал Неделин.
Проклятая жизнь, — сказала Лена.
Да, — сказал Неделин. — Самое странное, что я тебя действительно полюбил. Зачем мне это нужно?
Пить хочется, — сказала Лена.
Да, — сказал Неделин.
Тебе тоже? — спросила Лена.
Да, — сказал Неделин.
Будет теплый вечер? — сказала Лена.
Копеек восемьдесят, — сказал Неделин.
Разве это важно? — сказала Лена.
А ехать в трамвае без адюльтера? — сказал Неделин.
Жаль, — сказала Лена.
Ничего не поделаешь, сказал Неделин.
Да, — сказала Лена. — Оставим это.
Как хочешь.
Вошла Лина с чайником. Лена разливала чай. Ароматен был чай. Вкусен и горяч. Парил. Бери, Серёжа, сахар. Спасибо, возьму. Лена бледна.
Но и положив три ложки сахару, Неделин чувствовал какую-то горечь. Лена смотрела на него внимательно и грустно. И Неделин обжегся, фыркнул, вскочил, стал отплевываться: он вспомнил дневник Лены, ему стало почему-то страшно.
В чём дело? — спросила Лена.
— Ничего, — сказал Неделин, борясь с тошнотой. — Обжёгся.
Тебе плохо? — Лена заглянула в чашку и увидела, что он отпил совсем немного, — Подожди, пока остынет, и выпей ещё.
Неделин наотрез отказался.
Вечером пошли гулять — по берёзовому леску, по дачной улице, вдоль железнодорожного полотна. Приближался поезд.
Поддержи меня.
Опираясь на Неделина, Лена сняла туфлю, стала что-то оттуда вытряхивать. Зачем она для прогулки обула туфли, а не обычные свои босоножки без каблуков?
Давай помогу, — сказал Неделин.
Сейчас. Попало что-то.
Поезд приближался. Совсем близко.
Надо отойти! — прокричал Неделин. Лена кивнула, нагнулась, обувая туфлю.
Поезд налетел грохотом, Лена вцепилась в Неделина и толкнула к рельсам, он удержался, упал вбок, она оказалась очень сильной, тащила его к поезду, толкала, кричала и плакала. Было мгновение, когда Неделин оказался совсем близко у колёс, он ударил Лену, пополз прочь, вскочил не разбирая дороги…
Около часа ночи Неделин был в Люберцах, подходил к дому номер двадцать два по улице Гоголя. На лавке у подъезда терпеливо и тихо сидели какие-то молодые люди. Один из них встал перед Неделиным и оказался даже не молодым человеком, а мальчишкой лет двенадцати, с пухлыми детскими губами, которыми он сжимал сигаретку.
Ждём его, ждём, — сказал мальчик, — третьи сутки дежурим. Ты где мотаешься?
Тебе что? — спросил Неделин.