Плач в ночи - Мэри Хиггинс Кларк

Изучив содержимое шкафа, она выбрала зеленое с желтоватым отливом шелковое платье с запахом и длинными рукавами, которое подчеркивало ее тонкую талию и зелень глаз.

Когда Дженни застегивала медальон, в комнату вошел Эрих:

— Дженни, ты нарядилась специально для меня. Обожаю тебя в зеленом.

Она взяла его лицо в ладони:

— Я всегда одеваюсь для тебя. И всегда буду.

В руках Эрих держал холст.

— Каким-то чудом сегодня мне удалось закончить картину.

Это была весенняя сцена: едва заметный в лощине новорожденный теленок, рядом с ним - бдительная мать, глядящая на остальное стадо, словно предупреждая держаться подальше. Сквозь сосновые ветви пробивается солнечный свет; а солнце - пятиконечная звезда. Было в этой картине что-то от Рождества.

Разглядывая полотно, Дженни ощутила, как его совершенная красота пробуждает все ее чувства.

— Великолепно, — тихо произнесла она. — Столько нежности.

— Сегодня ты сказала мне, что я жесток.

— Сегодня я была ужасно глупа и ужасно ошибалась. Эта картина для следующей выставки?

— Нет, родная, это мой подарок тебе.

Когда они входили в ресторан, Дженни подняла воротник пальто. В прошлый раз ей так не терпелось поскорее сбежать, что она едва разглядела ресторан. А теперь поняла, что здесь очень приятно: красные ковры, сосновая мебель, мягкое освещение, портьеры в колониальном стиле и пылающий камин. Ее взгляд скользнул к кабинке, где она сидела с Кевином.

— Вот сюда, — официантка повела их как раз в ту сторону. Дженни затаила дыхание, но, к счастью, официантка проплыла мимо кабинки и подвела их к столику у окна. В ведерке уже охлаждалась бутылка шампанского.

Когда их бокалы наполнили, Дженни, подняв свой, прикоснулась им к бокалу Эриха:

— С днем рождения, дорогой.

— Спасибо.

Они молча сделали по глотку.

На Эрихе был темно-серый твидовый пиджак, узкий черный галстук и угольно-серые брюки. Синеву глаз делали ярче густые угольно-черные брови и ресницы, а дрожащий огонек свечи на столе подчеркивал бронзово-золотистый оттенок волос. Потянувшись, Эрих взял жену за руку.

— Родная, мне нравится водить тебя куда-нибудь в первый раз.

Во рту у Дженни пересохло.

— А мне нравится везде... где угодно с тобой.

— Наверное, поэтому я оставил ту записку. Ты права, милая. Я не только поддразнивал тебя. Я правдаревновал, когда увидел, как Джо учит тебя ездить верхом. Я думал только о том, что мне хотелось быть рядом с тобой, когда ты впервые сядешь на Огненную Деву. Наверное, это как если бы я купил тебе украшение, а ты надела бы его для кого-то другого.

— Эрих, — возразила Дженни, — я просто подумала, что незачем тебе возиться и учить меня азам верховой езды.

— То же самое и с домом, правда, Дженни? Ты приезжаешь и через месяц превращаешь историческое сокровище в нью-йоркскую квартиру-студию с голыми окнами и паучниками. Дорогая, могу я попросить о подарке на день рождения? Найди время, чтобы узнать, кто я такой... кто мы такие. Ты обвинила меня в жестокости, когда я пристрелил животное, которое, как я думал, может напасть на наших детей. Могу ли я предположить, что в каком-то смысле ты сама стреляешь от бедра, вообще без оправданий? И должен сказать, Дженни, ты отличилась. Ты - первая из четырех поколений женщин Крюгеров, кто устроил сцену перед наемным работником. Каролина скорее умерла бы, чем стала публично критиковать моего отца.

— Я не Каролина, — тихо отозвалась Дженни.

— Родная, пойми, я не жесток с животными. Я не суров без причины. В тот первый вечер у тебя в квартире я видел: ты не поняла, почему я удивился тому, что ты даешь Макпартленду деньги; то же самое было и в день нашей свадьбы. Но все снова вернулось, чтобы мучить нас, да?

«Если бы ты только знал», — подумала Дженни.

С профессиональной улыбкой, словно приклеенной к лицу, к ним направлялся метрдотель с меню.

— А теперь, моя милая, — сказал Эрих, — решим, что мы немного прояснили обстановку. Устроим замечательный ужин вдвоем, и, пожалуйста, не забывай, что я предпочитаю быть здесь и сейчас с тобой, чем где-то еще с кем угодно другим в мире.

Когда они вернулись домой, Дженни специально надела сорочку цвета морской волны. За ужином она не сказала Эриху о том, что, возможно, беременна. Ее потрясла точность его наблюдений. Она все скажет, когда они лягут и он обнимет ее.

Но Эрих не остался с женой.

— Мне нужно побыть одному. Я вернусь к четвергу, но не раньше.

Дженни не осмелилась возразить.

— Только не утони в творческом вдохновении и не забудь, что в пятницу на ужин приходят Марк и Эмили.

Эрих посмотрел на лежащую в постели жену:

— Не забуду.

Он вышел, не поцеловав Дженни. А она снова осталась одна в мрачной спальне, чтобы провалиться в тяжелый сон, который становился привычным.

Несмотря ни на что, организация ужина была приятным развлечением. Дженни хотела сама все купить, но решила не устраивать сцен из-за машины. Вместо этого она составила длинный список для Эльзы.

— Закуска «Сен-Жак» в порционных кастрюльках, — сказала она Эриху, когда тот вернулся в пятницу утром. — У меня она отлично получается. И Марк любит жаркое на ребрышках, говоришь?

Она продолжала болтать, намереваясь преодолеть заметное отчуждение. «Он с этим справится, — подумала Дженни. — Особенно когда узнает про малыша».

Кевин больше не звонил. Может, познакомился с девушкой из труппы и завязал с ней отношения. Если так, то какое-то время от него не будет ни слуху ни духу. Если будет нужно, как только процесс удочерения завершится, Дженни с мужем примут законные меры, чтобы заставить Кевина держаться от них подальше. Или, если Кевин и вправду попытается отменить удочерение, в качестве последнего средства Эрих мог бы откупиться от него. Дженни взмолилась: «Пожалуйста, пусть у детей будет дом, настоящая семья. Пусть у нас с Эрихом снова все будет хорошо».

Вечером Дженни выставила на стол изящный лиможский фарфор с сине-золотой каймой. Марка и Эмили ждали в восемь. Она поймала себя на том, что с нетерпением ждет знакомства с Эмили. У нее всю жизнь были подруги. С большинством из них она перестала общаться из-за нехватки времени после рождения Бет и Тины. Может, они с Эмили подружатся.

Дженни сказала об этом мужу.

— Сомневаюсь, — ответил тот. — В свое время Ганноверы были очень не против, чтобы я стал их зятем. Роджер Ганновер - президент банка в Грэнит-Плейс и имеет отличное представление о моем капитале.

— Ты когда-нибудь встречался с Эмили?