Грешники - Агата Лель

— Один до Москвы, — наклонившись, говорю в крошечное окошко кассы вокзала.

Полная оператор в туго обтянутой форме РЖД вбивает в компьютер данные, не забывая при этом стрелять на меня подозрительным взглядом:

— А не вы вчера билет туда же покупали?

— Я.

— Опоздали?

— Ну… типа того. Спасибо, — забираю прямоугольный картонный клочок и спешу ретироваться подальше от дурацких вопросов.

Это на самом деле уже смешно. И нелепо. Да это полный идиотизм! Но не будешь же объяснять постороннему человеку, что всё из-за девчонки.

Не знаю, что творится со мной в этом городе, я как будто вернулся на десять лет назад, когда и ума поменьше и бьющего через край тестостерона побольше. Я словно тупею рядом с ней. От неё. Тот самый случай, когда разум понимает, что история гиблая и точно, вот на все сто процентов не будет иметь никакого продолжения, а сердце и всё остальное тянет туда, обратно, в наспех прибранную ради меня квартиру.

Вика, Вика, что ты со мной творишь…

Перед Варей неудобно и соседи реально косятся. Утром, когда прогуливал пробежку в подъезде, старушка из квартиры напротив выводя на улицу своего плешивого пуделя одарила меня таким осуждающим взглядом… Ещё под нос пробурчала, что устроили Содом и Гоморру. "Прошмандовка эта совсем стыд потеряла, мужиков взрослых домой водит".

Но не будешь же затыкать рот пожилому человеку. И по сути со стороны всё выглядит действительно довольно однозначно. Пожил, потом изчез — выводы о Вике будут нелестными.

Завтра я уезжаю. Точка. Пора уже разрубать этот Гордиев узел, так действительно будет лучше для нас обоих. Первый раз оставило исключительно чувство ответственности — подкинул девчонке проблем и свалил, ну разве это дело? Второй раз — оно же, я не мог бросить её одну в таком состоянии, никак.

Третьего, увы, не будет. Завтра я сяду в этот поезд. Как бы мне того в глубине души и не не хотелось.

Погода выдалась сегодня отвратительная — ветер такой, что продувает насквозь. Промозглый, колючий. А ещё мороз, вчерашние лужи прокрались корявой ледяной коркой. Уж по чему я точно не буду скучать, так это по местному климату. Но Вика… по ней скучать буду. И по нашим пикировкам по утрам, и по ночам под одним одеялом…

Тот я, десятилетней давности, точно бы не смог устоять и наплевал на мораль ещё несколько дней назад, но сейчас просто не имею на это права. Несерьёзно же вестись на провокации девятнадцатилетней девчонки! Ну что у меня, баб мало было, что ли?

Хотя таких как она — не было… И когда она вернётся вечером со смены из этой своей забегаловки, снова начнётся проверка на прочность.

Надо было всё-таки брать билет на сегодня, но я снова смалодушничал, отвоевав у самого себя ещё одни сутки.

Последние, рядом с ней.

— Эй, слышь, мужик! — окликает кто-то за спиной, но оборачиваться я не спешу.

В этом городке на отшибе мира полно маргиналов: торчки, бывшие заключённые — "благодаря" находящейся неподалёку тюрьме, просто не самые устроенные в жизни парни, которым не повезло покинуть эту утопию. Обычно они сбиваются в шайки и легко выходят по трое, четверо, а то и десятером на одного. И всё ради пачки сигарет или полупустого кошелька.

Вике нельзя здесь оставаться. Здесь она просто пропадёт.

— Эй, уши заложило?

Ну хочет человек проблем, о'кей. Останавливаюсь и медленно оборачиваюсь: позади, шлёпая лёгкими кедами по коркам льда идут четверо. Все как один в кожаных куртках, руки спрятаны в растянутых карманах. В центре Викин бывший. Ну кто бы сомневался.

— Чего тебе?

— С вокзала, смотрю, идёшь?

— Ну, допустим.

— А чего так, — четвёрка тормозит напротив. — Город наш надоел? Или тёлка моя? Что, поюзал и кинул?

— Рот закрой, не твоё дело. И предупреждаю: к Вике даже не приближайся.

— А вот это теперь уже не твоё дело, что будет. Сваливаешь — вали. Мы люди не гордые, подберём, — гыкает. — Может, с друзьями поделюсь, у нас тут зимние вечера дли-инные…

Договорить я ему не даю, бросаюсь вперёд, стягивая в кулак воротник его куртки:

— Слушай ты, ушлёпок конченый, повторяю для глухих — Вику не трогать.

— Руки убрал, — судя по ненормальному взгляду, дружок хорошо под чем-то. — Так-то я тоже по морде навалять могу, я же шваль, забыл? Или как вы там меня с ней называете?

Чувствую, как сзади почти вплотную подходят трое.

Место тут малолюдное — никого, справа пустынная дорога, по которой в лучшем случае в час две развалюхи проезжают, слева полуразвалившиеся нежилые бараки, обитающим в которых бомжам ни до чего нет дела. Идеальное место для местячковых разборок.

— Ну что, руки уберёшь по-хорошему или как? — ухмыляется ублюдок.

— Четверо на одного, да? — тоже ухмыляюсь.

— Не знаю как у вас, но у нас тут свои принципы — один за всех.

— Тогда, ребята, вынужден откланяться, я же не идиот. Вон вы все какие… — аккуратно отпускаю воротник его куртки и, разгладив ладонью складки, добавляю: — Муд*ки.

Ликвидирую локтем в "солнышко" того, что справа, так же локтем в кадык устраняю левого. Пока те хрипят и корчатся в стороне, Самбуров бросается на амбразуру, но и ему мне удаётся удачно зарядить ударом головы в челюсть.

— На физкультуру надо было ходить чаще, дебилы. И ещё раз о Вике, — делаю два шага вперёд, подойдя почти вплотную к Рустаму: — К ней не подходи. Иначе я приеду и всем вам будет полный пи…

И в этот момент что-то тяжёлое обрушивается мне на голову, от чего я заваливаюсь на бок словно мешок с навозом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Перед глазами всё плывёт, дыхание забилось где-то в глотке. Пытаюсь подняться — но не успеваю, по почкам прилетает увесистый удар. А потом ещё.

И ещё…

Вика

Ненавижу эту дурацкую работу!

Если раньше я ходила туда не только чтобы подзаработать, но и развлечься — поболтать с девчонками, сплетни послушать, то сейчас словно в очередной раз наступило неожиданное прозрение. Какое же быдло меня окружало всё это время! Ведь половина из них даже двух слов связать не может, интересы разве что побухать, потусоваться у кого-нибудь "на хате", пообсуждать, кто с кем и… всё.