Нарушенный обет - Несси Остин

Шелли вздрогнула от неожиданности, но потом вспомнила, что журналисты всегда охотятся за такими известными личностями, как ее муж. И конечно, личная жизнь богатого и красивого владельца банка, интересует их прежде всего. Странно, что до сих пор она ничего не слышала о своем собственном неожиданном и тайном бракосочетании со Стивеном — телевидение, газеты и журналы молчали, словно сговорившись. Или муж сознательно направил все влияние и деньги на то, чтобы уберечь ее, беременную, от ненужных волнений?

— Ты прочитаешь ее позже, когда я уйду. А сейчас пойдем пить чай, а то мне нужно скоро возвращаться домой. — И миссис Маккормак как ни в чем не бывало поднялась с кресла и пошла в кухню помогать хозяйке готовить традиционный напиток для гостей. Как будто она не перевернула привычный мир Шелли с ног на голову двумя-тремя высказываниями о ее браке и взаимоотношениях с племянником…

Уже стоя на пороге и проделывая сложную операцию по надеванию многочисленных одежд, миссис Маккормак сказала на прощание:

— Главное, Шелли, чтобы ты сделала правильные выводы из всего, что прочтешь в газете. А для этого не забывай, что Стивен чаще всего выражает любовь своей заботой, поддерживая близких людей материально или психологически, защищая от напастей нашего неспокойного мира. Подарить любимому человеку спокойствие, уверенность в завтрашнем дне — вот чего хочет мой мальчик.

И, пожелав хозяйке дома спокойной ночи, она храбро направилась по обледеневшей тропинке через огромный сад. Хотя у нее была машина, щедрый подарок племянника, бодрая жизнерадостная женщина предпочитала ходить пешком.

Едва захлопнув дверь за гостьей, Шелли схватила свежий номер самой известной газеты в Шотландии и углубилась в чтение.

Содержание интервью с ее мужем, «уважаемым мистером Лонгвудом», было довольно обычное: экономическое положение в стране, прогнозы на будущее и прочие высказывания, касающиеся только делового мира. Но вот последние абзацы…

«Я не намерен обсуждать мою личную жизнь ни с одним журналистом. Тем более — комментировать грязные статьи, появившиеся в печати в связи с моей внезапной женитьбой, — читала она резкий ответ мужа на вопрос о слухах по поводу беременной невесты. — Вашу газету я уважаю и, желая раз и навсегда поставить точку в этом деле, хочу сказать следующее.

Да, я наконец-то женился. Моя жена действительно ждет ребенка. Она — самое дорогое, что у меня есть, и я сделаю все возможное и невозможное, чтобы ей было хорошо и безопасно. Поэтому любой, кто осмелится злословить насчет ее положения в обществе или в моем сердце, будет иметь дело со мной».

Шелли смотрела на маленькие черные буквы, не отрываясь, и вскоре они слились в сплошные серые полосы, едва различимые сквозь пелену слез, которые выступили на ее глазах. Если бы молодую женщину спросили в этот момент, почему она плачет, то вряд ли услышали бы вразумительный ответ.

А она плакала от счастья и изумления, от горячей любви, переполняющей ее сердце, и страстного желания как можно скорее увидеть мужа. Потому что напечатанные слова, как бы восхитительны они ни были, являлись для нее лишь мертвыми знаками без волнующего и такого чувственного голоса Стивена, без проникновенного взгляда его черных блестящих глаз, без ласковых прикосновений его заботливых рук… Шелли все никак не решалась поверить закорючкам на типографской бумаге, которые в корне переворачивали ее представление об отношении к ней мужа.

Она попыталась отмахнуться от слов-намеков миссис Маккормак. Так же надо поступить и со статьей. Просто забыть на время о фразе «жена… самое дорогое, что у меня есть». Не думать о ней до приезда Стивена. А потом наконец сесть рядом с ним, произнести заветные признания в любви и верности, которые она столь долго таила от мужа и перестать наконец-то мучиться неведением, гадать бессонными ночами, засмеется ли он и обнимет ее, или оттолкнет, или вдруг зашевелит губами — и слова, которые он прятал от нее, сорвутся-таки с его губ, зазвучат ответной музыкой любви…

Шелли еще долго бы бессмысленно смотрела на страницу газеты и тихо плакала, сама не зная отчего, если бы вдруг не зазвонил телефон — этот уже ставший привычным для последних месяцев ее жизни вестник реальной жизни. Она подошла к аппарату и услышала далекий голос мамы, сказавший ей «привет».

Конечно, мама уже давно была в курсе, что ее дочь вышла замуж и ждет ребенка. Обе новости порадовали ее: значит, Шелли не грозит нелегкая судьба женщины, одной воспитывающей ребенка. А когда она узнала, кем является Стивен, то еще долго не могла прийти в себя от изумления. Ее удивляло только, что бракосочетание было, мягко говоря, несколько странным.

А теперь, как выяснилось, мама звонила не только для того, чтобы узнать, как здоровье и настроение ее единственной дочери. После первых же слов приветствия, она спросила:

— Шелли, ты не знаешь, зачем мистеру Лонгвуду… — мама так и не научилась называть богатого и знаменитого зятя просто по имени, — понадобился телефон твоей прошлой работы? Он сказал, что от этого звонка в редакцию многое зависит.

— Ч-что? — заикаясь, спросила Шелли, решив, что ослышалась. Но когда мама повторила вопрос, подумала, что все, словно сговорившись, пытаются уверить ее в том, чего не может быть — что Стивен любит ее и хочет покончить с недоверием, истоки которого лежат в прошлом, но отравляют их настоящее.

Мама сразу поняла по воцарившемуся на другом конце провода молчанию, что дело серьезное. И, пообещав перезвонить попозже, повесила трубку.

Шелли медленно пошла в гостиную и уселась перед камином. Она заставила себя не думать о том, сколько услышала всего сегодня. Потому что размышлять — значило все сильнее верить в самую отчаянную и несбыточную мечту, в то, что Стивен действительно любит ее. А потом вдруг услышать от него самого совершенно противоположное — то, отчего разобьется ее сердце. И теперь уже навсегда — потому что такую боль пережить невозможно.

Но вдруг случилось странное: боль душевная внезапно переродилась в боль физическую, которая пронзила Шелли насквозь. Нестерпимо заболел низ живота. Это не может быть ребенок, успокоила она себя, когда спазм прекратился. Время еще не пришло. Но специфическая боль вернулась снова и длилась, казалось, бесконечно, то отступая, то накатываясь с новой силой.

Тогда Шелли кое-как дошла до телефона, позвонила миссис Маккормак и, с трудом сдерживая стоны, сообщила, что у нее, кажется, начались схватки и она совершенно не представляет, что делать дальше.

Через десять минут тетя Стивена уже стояла на пороге. Она сразу же оценила ситуацию и сказала:

— Я помогу тебе добраться до спальни, а потом сразу же вызову врача.

— А разве не лучше отправить меня в больницу? — сцепив зубы от боли, спросила Шелли.

— Возможно. Но дороги так замело снегом, что машина «скорой помощи» не скоро до нас доедет. Поэтому будет лучше, если ты пока побудешь под присмотром врача.

Миссис Маккормак довела Шелли до спальни, помогла ей лечь в постель и тут же вызвала местного врача. К счастью, тот оказался не на вызове, поэтому пришел очень быстро и сразу же поднялся к роженице. После внимательного осмотра Шелли он вышел в коридор и сказал с волнением ожидающей его миссис Маккормак: