Книги онлайн и без регистрации » Эротика » Филе пятнистого оленя - Ольга Ланская

Филе пятнистого оленя - Ольга Ланская

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 30 31 32 33 34 35 36 37 38 ... 99
Перейти на страницу:
глазах сквозила растерянность — ему отдавались, а он не мог взять. Ему было даже страшнее, чем мне, — хотя он был на десять лет меня старше, он был почти взрослым мужчиной, а ничего не мог сделать. Слишком толстой была черта, отделявшая девочку от недетской жизни, — слишком трудно было ее переступить. Разорвать, вернее.

Мне ужасно хотелось стать взрослой. Мне было дико больно, но я почему-то чувствовала восхитительное превосходство над этим суетливым, неловким, неопытным молодым человеком. Который совсем было потерял уверенность и эрекцию и, по-моему, проклинал тот день, когда с видом донжуана лукаво соблазнял меня, поглаживая розовые грудки под тонкой майкой. Признаваясь в любви, обещая подарить мне удовольствие — если я соглашусь, конечно. Собираясь сделать все ласково и нежно — так, чтобы у меня не осталось негативных воспоминаний.

Во мне клокотала какая-то веселая злость — и я улыбалась ему в лицо, стирая со щек непрошеные слезы, когда он ложился на меня в очередной раз, и нелепо двигался, и шептал нежности, которые были мне не нужны. И даже засмеялась, когда он, отчаявшись совершенно, проник в меня пальцами и достал откуда-то изнутри три ярко-красные винные капли. Означающие что-то очень важное.

А я смеялась — словно не понимая торжественности момента. Не от радости, что все произошло, не от восторга перед его умением. И даже не от того, что передо мной открылась дверь во взрослый мир — выспренно выражаясь. А потому, что у него был такой идиотский вид, такая скошенная улыбка, и капля слюны прилипла к нижней губе. А между ног болталось нечто бледное и невыразительное, сморщенная какая-то гармошка. На которой он и сыграть-то не сумел.

Почему именно он оказался рядом со мной в постели в тот пыльный, с дрожащими в духоте деревьями и домами, день? Почему это был не его друг, высокий, взрослый, явно знающий, как обращаться с женщинами? Или не мой сосед — темноглазый грузный кавказец, принюхивающийся ко мне в лифте, млеющий от цвета моих волос? Может быть, с этого все началось? Череда ошибок, промахов и нелепостей — из которых теперь можно было связать длинный заусенистый шарф и обмотать им все тело, — много всего было позади…

Но я никогда ни о чем не жалела. Не спрашивала себя, в чем причина, чем я руководствуюсь, отдаваясь с готовностью одним — отвергая других, порой даже более достойных. Я жила так, как хотела, легко и весело, бездумно — не запоминая, что было и кто был вчера, не желая знать, с кем я встречу завтра.

Мои ровесницы делали уроки, ходили на музыку и фигурное катание, занимались с репетиторами, мечтали о поступлении в институты — а я меняла мужчин с таким рвением, словно от их количества зависел проходной бал. И аттестат зрелости мне следовало бы выдать раньше, чем остальным, — я знала много того, о чем не говорят, разных тайных наук. И иногда чувствовала себя такой взрослой, такой умудренной опытом, что даже удивлялась, видя в зеркале совсем юное еще лицо, по-детски пухлые щеки и глаза, в которых не отразились ни горечь, ни страдания, ни разочарование, ни грусть. Там были только хитроватое кокетство, наглость и нахальство — и убежденность в собственной неотразимости. Что ж — у меня были на то основания.

Иногда, глядя на свои ножки, лежащие на плечах очередного мужчины, прислушиваясь к его хрипловатому дыханию, я думала с каким-то самозабвенным упоением, что я молода и красива, и именно потому меня жутко хотят, именно этим я привлекаю мужчин. И мне становилось так приятно, что организм, неспособный еще ни на какие оргазмы, начинал сочиться какой-то терпкой влажностью. И в этих вот пятнах, забываемых мной на чужом постельном белье, не было ничего женского — они скорее напоминали следы от крема, оставленные ребенком. От крема, смазанного с кусочка торта, который он поглощал с аппетитом и удовольствием. Поглощал сам и делился с теми, с кем считал нужным.

Когда я немного повзрослела, научилась стонать и вздыхать, и царапать небольно чужие спины, я стала более разборчивой. Я уже понимала, что мое ничем в общем-то не примечательное тело производит странное действие на противоположный пол — маленькие бессовестные грудки, которые мама так и не заставила меня упрятать в лифчик, и нимфеточно-пухлые ляжки, и рот, всегда слишком ярко накрашенный, преувеличенный и порочный, который так и хочется чем-то заполнить. Я стала относиться к себе более трепетно и по ночам, укладываясь в постель, подолгу мастурбировала, глядя на крупные, лезущие в окно звезды. Склонные, по всей видимости, к вуайеризму. Эрегирующие отзывчиво на каждое движение моих настойчивых пальцев.

Я не испытывала никаких угрызений совести, отдавая свое свежее тело престарелому художнику, бесплатно нарисовавшему на Арбате мой портрет, и не думала, что это слишком мелкая плата за то удовольствие, которое я подарила ему на склоне Лет. Я всегда испытывала благодарность за то, что меня оценили, — и готова была порадовать тех, кто давал мне высокую оценку. Видя только единственный способ это сделать — и при этом никогда не считая себя шлюхой.

В моих поступках не было логики — вернее, не было ее в привычном человеческом понимании, для меня она там была. Я делала то, что хотела, с теми, с кем хотела, и тогда, когда мне заблагорассудится. А до морали я тогда еще не доросла.

Однажды я влюбилась — видимо, сработал запоздалый инстинкт. Тем, с чего начинается половое созревание, я его завершила. Я какое-то время страдала — деланно, впрочем, — видя, как предмет моего вожделения провожает домой другую девушку. А потом на каком-то празднике, отмечаемом всем классом у кого-то на квартире, игриво зазвала его в ванную и сделала бесстыжий, откровенный, подарочный минет. Который бы оценил взрослый опытный мужчина и которым насладился бы всласть. А мой одноклассник прострелил пулеметно мое горло, убив где-то внутри зародыш любви. И хотя он с того потного майского вечера доставал меня звонками, я вернулась к своим беспорядочным связям — необременительным, сладким и легким, как розовая сахарная вата.

Самым продолжительным и щемящим был, пожалуй, роман с одним весьма немолодым и, по-моему, не очень-то удачливым литературным критиком. Начавшийся примитивно, как в старой голливудской мелодраме. В метро от резкого толчка он уронил очки, а я на удивление метко наступила на них тонким и высоким каблуком. И, чувствуя необходимость извиниться, проводила его, враз ставшего беспомощным и слабым, до самой квартиры — благо он жил недалеко от меня. И, надев дома запасные

1 ... 30 31 32 33 34 35 36 37 38 ... 99
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?