Ангелы Соломона. Неповторимый опыт истинной Божественной любви - Дорин Вирче

«Адонаи – это бог или богиня?» – поинтересовалась я.

«И то, и другое! – усмехнулся Метатрон и в ответ на мое смущенное выражение лица пояснил: – Все, что кажется противоположностью, является частью Единой силы, Адонаи. Это жар и холод, свет и темнота, мужчина и женщина. Когда мы отделяем мужчину от женщины, создаем „фокус двойственности“, который позволяет расти чувству отдаленности от Адонаи и друг от друга. Все живые существа содержат в себе мужскую и женскую энергии. Мужская энергия используется для силы и защиты, в то время как женская – для питания и творчества».

Я вспомнила ситуации, когда мне приходилось проявлять свои лидерские качества: тогда я чувствовала себя как мужчина-воин. В других ситуациях больше проявлялась моя женственная сущность, например, когда я лежала вместе со своей любимой кошкой Эбби, или тогда, когда мне захотелось танцевать после церемонии богослужения.

«Ты концентрируешься на мужской или женской ипостаси бога, так как признаешь лишь определенную специфику божества. Например, вы считаете Альмакаха богом-мужчиной, так как солнечное излучение и его золотые лучи являются символом мужской силы. Но правда в том, что Солнце также дает жизнь и питание, а это женские черты. Поэтому у Альмаках, так же как и у любого другого мужского бога, присутствуют женские черты. То же справедливо и для женщин: они содержат в себе мужские черты. Вот почему мы говорим, что Адонаи является и Отцом, и Матерью Вселенной».

Слова Метатрона казались мне правдой, хотя я все еще недостаточно понимала его философию. В нем было что-то, определенно достойное доверия. Я чувствовала его доброту и чистоту и ощущала, что он не собирается обращать меня в новую веру или убеждать в чем-то. Он лишь делился со мной информацией – исключительно из добрых побуждений.

Мои мысли вернулись к Хираму. Я беспокоилась о его душе. И я так тосковала по нему! Хотя наши отношения были столь мимолетными, я лелеяла каждый момент, который мы пережили вместе. Я почувствовала на губах соль своих слез и постаралась изъять из сознания мысль о жизни без Хирама. «Почему он? Он был таким хорошим человеком!»

Метатрон поддерживал меня, пока я плакала. Когда я открыла глаза, я поняла, что нахожусь в своей постели, а рядом со мной была моя мама. Я взглянула на нее, желая задать тысячу вопросов, но была настолько измотана всем произошедшим, что опять заснула.

Я поклялась, что узнаю секрет, который хранил Хирам, – тот самый, который стоил ему целой жизни!

На следующий день мне не захотелось вставать с постели. Сарахиль принесла завтрак в мою комнату, вымыла мне волосы, как она обычно это делала, когда мы жили в Саба. Я была не в состоянии ни разговаривать, ни есть, но меня очень радовало благотворное присутствие мамы, которая по-прежнему оставалась со мной, и Сарахиль.

Все тело мое болело и, казалось, представляло собой огромную кровоточащую рану – от утраты Хирама. Как же мы были счастливы с ним вместе! Наша связь была настоящим волшебством. Несмотря на то, что говорили мы на разных языках, мы прекрасно понимали друг друга.

Я грезила о Хираме, представляя себе, что мы поженились и у нас родились дети; как бы мы могли жить с ним в Саба. И, наконец, о том, что моя жизнь обрела бы смысл и стала наполненной. Но эта мечта умерла прошлой ночью.

Я стиснула зубы и с такой силой стала бить кулаками по кровати, что Сарахиль решила выйти из комнаты, бормоча извинения и сославшись на то, что ей нужно что-то принести. Мне было совершенно все равно, что подумают обо мне она или другие. Я имела право быть расстроенной: Хирам был таким талантливым и замечательным человеком. Я не могла успокоиться от мысли о том, что он погиб, а я даже не смогла сделать что-нибудь, чтобы помочь ему. Уверена, что охранники схватили троих убийц, которых обязательно казнят. Но дело было не в отмщении за смерть Хирама. Я должна была помочь труду Хирама – а значит, самому Хираму – продолжить жить.

Мне нужно было узнать, что он скрывал, чтобы гарантировать использование этого знания во благо, для завершения строительства храма и для других целей, которые задумывались им. Но как же я узнаю, что это было?

Похороны Хирама состоялись на следующий день, как велели традиции Иерусалима, где умерших принято хоронить сразу.

Никто не смог отыскать его родственников, а кто-то уверял, что Хирам еще в раннем возрасте остался сиротой, и у него никого не было близких в целом свете. Бедный Хирам, как мало я о тебе знала!

Поскольку не нашлось ни родственников, ни друзей Хирама, царь Соломон сам читал молитвы во время траурной церемонии. По традиции, на похоронах читается еврейская траурная молитва, Каддиш. Но, так как Хирам не был евреем, Соломон прочел не относящуюся к определенной религии молитву, которую сочинил сам:

Человек подбрасывает монету, но только Бог определяет, какой стороной она упадет. Имя Его – наш кров, под которым праведники находят защиту. Слово Его – истина. Он – наш щит и убежище.

Тело Хирама положили в закрытый деревянный гроб, следуя традициям, которые говорят, что душа возносится на небо, когда разлагается тело. Он будет похоронен в стороне от города, на кладбище для не евреев. Я прочла тихую молитву Альмаках, богу Венеры, защитнику умерших, чтобы он позаботился о Хираме. В сравнении со страстной молитвой Соломона сами похороны показались мне формальными и простыми. Возможно, потому что я неправомерно сравнивала их с похоронами в Саба, которые больше походили на пышные фестивали.

Соломон продолжал свою торжественную речь:

Он насытит алчущих, накормит голодных, исцелит страждущих и утешит страдающих. Он сотворит тебе, Хирам, Вечную память. Ибо на Небе, куда вознесется душа твоя, есть Вечное Царствие Его. Благословенны Им все праведные, и память о тебе, Хирам, благословенна, ибо путь земной твой подобен лучу света. Доброе имя твое благословенно во веки веков. Аминь.

Голос Соломона дрогнул, он закашлялся, вытирая глаза. Оплакивал ли он потерю Хирама? Я не знала, что они были добрыми друзьями. Я всегда полагала, что Хирам был для него только наемным рабочим.

После похорон Соломон прямиком направился ко мне и спросил:

– Составишь ли ты мне компанию, чтобы прогуляться в парке? – Его глаза покраснели, в них стояли слезы, а под ними появились темные круги.

Я чувствовала, что Соломон нуждается в друге, в ком-то, с кем он сможет полностью быть самим собой. Я определенно могла разделить чувство пустоты и одиночества, которое сопровождает человека королевских кровей, – ведь я тоже ощущала его.

Соломон попросил охранников предоставить нам достаточно пространства, на что они с неохотой согласились, принимая во внимание случившееся прошлой ночью. Они находились на достаточном отдалении, и я могла спокойно разговаривать с царем, не боясь сказать что-то, что людская молва после разнесет, исковеркав смысл. Члены королевских семей должны быть осторожными с тем, что они делают и говорят!