Тень Крысолова - Анджей Заневский

Он даже не почувствовал, что я здесь. Он идет вперед и дует в свою дудочку…

Я выглядываю из кармана, обеспокоенный тем, что Крысолов остановился и явно не осознает, какая опасность ему грозит. Я узнаю кружащие вокруг нас тени, подмокшие луга, горизонты без солнца, запахи гниения, клонящиеся вниз скалы, пронизывающий холод подземных рек. Мне страшно, что я могу остаться здесь навсегда, стать каплей тумана на берегу неизвестного озера.

Крысолов встает у высокой белой скалы, вертит в руках свою дудочку. Он зовет, молит, жалуется… Видимо, он не знает, откуда может появиться тот, ради кого он забрался аж сюда…

Вдруг он глухо закашлялся, и я услышал, как этот кашель гулко грохочет в его легких – совсем как камни, летящие по откосу в пропасть…

Я увидел тень, бывшую чуть светлее других, с длинными волосами. Она двигалась медленно – точно плыла над землей. Крысолов сильнее дунул в дудочку. Фигура приблизилась и оперлась на его руку. Высохшая серая ладонь, лицо… Кажется, оно мне знакомо?

Она похожа на женщину, которую я видел в его доме… Не она ли умерла тогда, съев предназначавшееся мне отравленное печенье? Разве я не заглядывал ей в глаза, когда она умирала? Я втиснулся поглубже в карман, опасаясь, что она может заметить меня.

Сердце колотилось все быстрее, уши старались улавливать мельчайшие шорохи, ноздри чуяли опасность…

Крысолов поспешно двинулся вперед. Теперь его шаги стали решительнее, тверже, увереннее – как будто он знал, куда идти.

Я превозмог страх и осторожно высунул наружу вибриссы. Легкий ветерок дул с той стороны, куда шел Крысолов. Мы преодолевали пустынные равнины, каменистые завалы и мосты, продвигаясь все дальше и дальше, в глубь бесконечного на первый взгляд плоскогорья. Тьма поседела, и только из стен ущелья сочилась бледная краснота – словно давно пролитая кровь. Серый матовый пруд свисал над нами вместо неба. Высохшее дно, где вырисовывались очертания дороги, по которой он шел все увереннее и все быстрее. Рядом – серебристая, как паутина, длинноволосая женская тень клонилась, двигаясь против ветра, а вместе с ней… кто-то еще. Незнакомец, появившийся неожиданно… Пониже ростом, поплотнее, со скрытой под шлемом головой. Три слитка серебра на равнине серости. Мне страшно, но я не перестаю смотреть. Они шагают вперед, а я крепче вцепляюсь в ткань кармана, чтобы случайно не вывалиться на каменистом уступе.

Нюх и слух подсказывают мне, что мы возвращаемся в мир живых. Те, что позади нас, тоже идут туда по нашим следам, но их поступь легче, чем отраженное стенами эхо шагов Крысолова. Рука об руку они идут рядом с нами, но все же не так близко, чтобы я мог заглянуть в их лица и удовлетворить свое крысиное любопытство – узнать: это все ещё тени или уже живые люди?

Голос дудочки становится радостным, безмятежным, счастливым… Значит, ты и так умеешь играть, Крысолов?

Все ближе… Ветер дует сильнее, серость постепенно светлеет, шаги становятся тверже. Только мое сердце колотится все так же, а страх и голод все ещё определяют сознание. Страх и голод делают меня крысой. Я уже вижу выход – мерцающее пятно света. Там я буду в безопасности. И я, и Крысолов. И даже если он захочет меня убить – принес меня сюда в своем кармане тоже он.

Я слышу его крик – призыв к тем, кто идет за нами, шагать быстрее. Как прекрасно он сейчас играет…

Он преодолел границу ночи. Стоит, зачарованный, залитый светом, и вдруг оборачивается назад, протягивает руку в темноту, к своей женщине и незнакомцу…

Две тени останавливаются, отступают назад, поворачивают обратно. Уходят.

Солнце ослепляет меня, опаляет своим жаром. На мгновение меня охватывают сомнения – а не вернуться ли, не скрыться ли в прохладном сером полумраке?

Крысолов в отчаянии бьет кулаками по скале, а я незаметно выбираюсь из его кармана… Выпрыгиваю на свет, качусь по залитому солнцем склону, как камень среди других камней. Вдруг – сильный удар в затылок… Как будто я засыпаю…

И снова я там, в вагоне из моего сна.

Поезд резко останавливается. Люди падают, кричат, бьют кулаками по доскам. Двери с громким скрежетом распахиваются, и я – разбитый, обессиленный, беспомощный падаю…

Предо мной распахивается пропасть – беспредельное пространство пожирающей свет черноты.

Я просыпаюсь без всяких воспоминаний – точно не было никакого прошлого. Я не знаю, кто я и как попал сюда.

Откуда и куда я иду? А может, я здесь с самого начала? То ли я раньше не знал об этом, то ли просто не хотел знать?

Память растворилась, пропала. А как жить без памяти в мире, который помнит? Разве не память учит нас, как жить? Я смотрю на серую стену, на мутную воду канала и пытаюсь вспомнить хоть что-нибудь.

Любопытство! Значит, я был любопытен? Скитался? Искал? Любопытство осталось в моем опустошенном от всего остального нутре. Как будто ветер высосал из моего мозга все подробности, детали, события, воспоминания. Осталось лишь ощущение пустоты, недостатка всего того, что когда-то заполняло меня, того, что я видел и знал, чего желал и искал.

Я – кто? Я – откуда взялся? Я – как сюда попал? Я – почему?

И все же ветер забрал не все. Он оставил мне сознание момента, боль внезапно заполнившей меня пустоты, страх незнания, который я испытываю, сидя на кирпичной стенке над бетонным желобом.

Сверху падает луч света и освещает покрытые желтоватым налетом стены, черные пятна плесени и быстро бегающих крыс. Я – один из них. Сильные зубы, цепкие пальцы с острыми коготками, мясистый голый хвост, спрятавшаяся в шерсти блоха кусает в загривок, голод… Это все я.

Есть ещё доносящиеся сверху шумы и свисты, писк резвящихся неподалеку крыс, плеск льющейся с уступа воды и скрежет моих собственных зубов, запахи дыма, плесени, мочи, дождя, испражнений и гнилья, гулкие содрогания почвы от проезжающих над нами машин, едва слышный стук людских шагов, доходящие из глубины земли отдаленные сотрясения. Почему они так пугают меня?

Я просыпаюсь без памяти, без прошлого, без воспоминаний, но окружающий меня мир мгновенно заполняет мой мозг ощущениями, заботами, желаниями, осколками действительности. И даже если мне никогда не суждено восстановить свою память, я все равно буду существовать благодаря моим глазам, ушам, ноздрям, вибриссам, зубам, чувствительности лапок, подбрюшья, хвоста.

Бегущие подо мной вдоль желоба крысы не замечают меня, проходят мимо, как будто я – пятно черной плесени или свисающий на ниточке паук. Они возбуждены, их манит резкий запах любви.

Они бегут за призывно поднявшей хвост самкой. За самкой, жаждущей самца. Я даже здесь улавливаю ноздрями магнетический аромат её набрякших желез. Крысы нюхают, трогают, лижут. Кусают и отгоняют друг друга. А она с поощряющей их покорностью наблюдает за тычками, драками, пинками, бегством. Внезапно появляется её самец и мгновенно разгоняет более молодых и неопытных соперников. Забирается на неё сзади, входит в нее, удовлетворенно пищит, обхватив лапками поблескивающую в полумраке спину.