Личная жизнь шпиона. Книга первая - Андрей Борисович Троицкий

это его квартира. И она действительно вспомнила тестя, сказала, что тут все по нему скучают, ждут обратно. Каждый раз соседки почему-то вспоминают тестя, будто у них с ним какие-то особые близкие отношения.

По дороге разошелся дождь, зарядивший еще с ночи, в такое время хорошо бы посидеть дома, но Разин ехал хлопотать о надгробье для покойной жены. Контора Мосмраморфото, занимавшаяся распиловкой гранита и мрамора, созданием крестов, могильных плит и цветников, находилась далеко за кольцевой дорогой, в такой местности, куда и в хорошую погоду на машине лучше не соваться. Но в этот день удача сопутствовала Разину, он благополучно проехал по разбитому асфальтовому шоссе, взял налево по обочине, где не было жидкой грязи и прорвался через самые опасные места. Он не первый раз ездил сюда и знал, что и как.

Он свернул с грунтовки и поехал вверх по темной прошлогодней траве, через кусты чертополоха, потом сделал крюк и посуху сзади подъехал к конторе. Разин давно усвоил: если хочешь попасть к начальнику, который принимает редко и по записи, выбирай плохую погоду. Дом был двухэтажным, кособоким, потемневшим от старости и бесконечных дождей. В стороне на взгорке торчали две каменные глыбы, за ними длинные дощатые постройки, что-то вроде сараев, ветер доносил визг дисковой пилы.

У крыльца стоял «уазик» и «волга» начальника конторы. Разин в три прыжка достиг крыльца, остановившись под навесом. За спиной хлопнула дверная пружина, Разин, никого не встретив, поднялся на второй этаж, толкнул дверь приемной и втиснулся в комнатку, вмещавшую шкаф, два кресла, горшок герани и письменный стол. Секретарша, миниатюрная женщина лет сорока, подняла глаза от пишущей машинки, улыбнулась, но не успела и слова сказать, Разин толкнул плечом директорскую дверь и закрыл ее за собой.

* * *

За столом сидел здоровый дядька с красным обветренным лицом, в еще не просохшем плаще. Видимо, заглянул ненадолго. Разин уже знал, что в конторе сменился руководитель, но видел этого человека впервые и сразу решил, что в жизни перемен много, и к добру, и к худу, но эта перемена — точно к худу. Он представился, сказал, что приехал посмотреть на гранит для надгробья, его обещали привезти. Хозяин кабинета усмехнулся каким-то своим мыслям, не поднимаясь, протянул огромную красную, будто сваренную в кипятке, ручищу. Кивнул на свободный стул, сказал, что он новый директор конторы Бакланов Серафим Юрьевич, и попросил зажечь свет.

Разин сел и повторил, что он полтора месяца назад уже привозил письмо из министерства Внешней торговли, а сейчас, как договаривались, приехал посмотреть камень для надгробья. Бакланов отвернулся к окну и нахмурился.

— Значит, у тебя жена…

— Совсем молодая, — кивнул Разин.

— Понимаю, люди с радости сюда не приходят. Вот и ты тоже…

Появилась пачка «Столичных», над столом повисло облако табачного дыма, затянувшись, Бакланов разогнал дым ладонью. Кажется, он всех на свете называл на «ты».

— Кстати, у меня не так давно тоже жена умерла, Алевтина. Да, в рассвете сил. Красавица… Только вспомню, — и слезы на глазах. Вот так. И после ее кончины я с письмами не бегал по инстанциям. Чего просить? Вторую жизнь? Не дадут, а больше ничего не нужно. Погибла и не вернешь… Такие пироги, дорогой товарищ.

Бакланов говорил как-то бойко, весело, будто это прискорбное событие, кончина жены, его чем-то забавляло. Он привстал, протянул руку, достал с дальней открытой полки скоросшиватель и стал шелестеть бумагами.

— Вот письма от государственных и партийных организаций, — Бакланов сделался серьезным, он водил толстым пальцем по машинописным строчкам, будто боялся потерять, где читает. — Вот со Старой площади, из Мособлисполкома. Надо помочь в изготовлении памятника из темного гранита. А вот это от ваших соседей, из Министерства иностранных дел. У старшего референта умерла старуха мать. А я должен помочь… Чем? Стать ему второй матерью, референту этому?

— Насчет меня в вашем главке все решили. Иначе бы я не приехал.

Бакланов не услышал.

— Вот, взгляните, — он раскрыв второй скоросшиватель. — Письмо за подписью генерального директора ТАСС, у специального корреспондента родственник дуба врезал. Вот из Моссовета, вот из Госснаба, из министерства легкой промышленности… И для всех я должен разбиться в лепешку. А вот ваше письмо, из министерства Внешней торговли. «Прошу помочь в изготовлении…» И так далее. Вокруг начальства много, плюнешь — обязательно попадешь в начальника. А я один. И не могу для всех стать кормящей матерью.

— Мы уже договорились с Осадчим. Он подписал все документы. Нам осталось решить, что будет вырезано на полированном граните. Лицо жены, то есть ее портрет по фотографии. Ну, парочка гвоздик…

— Слушай, не поминай в этих стенах Осадчего. Что б ему… Он дров наломал, а мне отвечать? Большие люди из обкома партии за него слово замолвили. Поэтому он еще на свободе. Меня вызвали в главк и сказали: всю филькину грамоту, все, что Осадчий подписал, выбросить в мусор. Вот так… Я вам соболезную. Гранит, чтобы вы знали, — строго фондируемый материал. Пишите письма хоть целый день, — гранита не дадут. Ни на один кубометр. Тебя поставят в очередь. Нет, не с простыми смертными. А вот с этими товарищами, из папки. В льготную короткую очередь. Через какое-то время получите памятник. Два-три года можно подождать. Еще вопросы?

Разин залез во внутренний карман, достал комитетское удостоверение, раскрыв его, сунул под нос Бакланова. Тот внимательно прочитал и сделал вид, что он воробей стрелянный, красной книжечкой его не испугаешь, и вообще, — сейчас не тридцать седьмой год. Высморкался в платок и сказал:

— Майор КГБ… Ты же вроде из министерства…

— Я на двух работах кручусь. Ты меня хотел разозлить и разозлил. На обратной дороге заеду в одну контору и поинтересуюсь… Откуда ты такой взялся. У тебя наверняка биография интересная. И приведу к тебе хороших ревизоров.

Разин сделал вид, что собирается подняться и уйти, Бакланов встал первым.

— Ладно, майор, не горячитесь. Пойдем, материал посмотрим.

* * *

Дождь перестал, ветер затих и стало светлее. Они вышли на задний двор, где перед мастерскими на деревянном настиле лежала гранитная глыба до плеча Бакланову, с одной стороны уже ровно обрезанная и отполированная. Бакланов, наклонившись, вгляделся в фактуру камня, сжал кулак и поднял большой палец.

— Вот такой материал, — сказал он. — Портрет сделаем. Под портретом пару гвоздик. Или, хочешь, сделаем ее цветную фотографию на фаянсе? Нет? А тут будет цветник. Метр сорок на семьдесят. В лучшем виде. Доволен?

— Еще бы…

— Слушай, просьба есть. У моей жены новая машина, «лада» седьмая. Мне нужна японская магнитола с